Дмитрий Скирюк - Руны судьбы

А волынка продолжал играть сам по себе! Сначала — так, будто ничего не случилось, но с каждою минутою — всё медленней и тише. Пляска тоже медленно, но верно затихала. Последнее, что помнил Рутгер в этой серой пелене, был взгляд парнишки-монашека — серьёзный, очень грустный и сосредоточенный. Мальчишка был единственный, кто не поддался чарам травника, и просто шёл за всеми следом, будучи не в силах что-то предпринять. Шёл и глядел себе под ноги.

Потом музыка утихла. Запыхавшиеся стражники метнулись в ночь на поиски беглецов, но возвратились ни с чем. Волынку осторожно подобрали, предварительно проткнув её мечом, и брат Себастьян распорядился развести большой костёр и сжечь в огне бесовский самогуд.

Рутгер вдруг почувствовал, как кто-то тронул его за плечо, и обернулся.

За спиной стояла та самая девушка с арбалетом, с которой он разговаривал утром. Правда, сейчас она была без арбалета.

— А ты, оказывается, хорошо пляшешь, — тихо сказала она и посмотрела травнику вослед. Отбросила чёлку с высокого лба. — Я не стану его убивать.

И улыбнулась.

Рутгер несколько опешил: встретить её здесь он никоим образом не ожидал. Он посмотрел на стражу, на монахов, на пылающий костёр, обернулся вновь: «А как же…», и осёкся.

Сзади не было никого. Только темнота и снежная равнина.

И ещё — как будто кто-то где-то далеко насвистывает эту самую мелодию, которая заставила плясать всех любопытных горожан.

И пятка вновь сама собою отбивает такт.

Рутгер закрыл рот. Постоял, молча глядя в угасающий костёр, потом повернулся и пошёл домой. Ему нужно было подумать. Одно он, впрочем, знал наверняка: эту загадку ему сегодня было нипочём не разгадать.

Нипочём.

— Так ты поэтому играл, там, на поляне? Травник покивал, не оборачиваясь, повертел в руках большой нерасколотый чурбак, и подбросил его в угасающий камин. Пламя недоверчиво помедлило, лизнуло крохотными язычками неожиданный подарок, потом вдруг разом вспыхнуло и с жадостным треском набросилось на смолистое дерево. Красные язычки осветили всё вокруг.

Травник и девушка сидели в старом доме рудокопов. Недавний танец на ночной поляне сделался как сон, как выдумка, как давнее видение, и если бы не шаловливый зуд в ногах, то Ялка бы подумала, что это ей примнилось. «Наверное, вот так это и бывает, когда чужие попадают на бесовский шабаш, пляшут там всю ночь, а после просыпаются, усталые, как загнанные кони, и не могут ничего понять и вспомнить, что же с ними приключилось», — вдруг подумала она. Подумала — и поразилась: ещё два месяца тому назад подобные мысли вызвали бы в ней испуг и чувство отторжения. Наверное, она бы даже пошла к священнику спросить совета и покаяться. Но теперешняя Ялка, заглянувшая в глаза высокому, уже совсем иначе думала о том, что происходит в этом мире.

— Не только, — вдруг сказал Жуга, так неожиданно, что Ялка вздрогнула. К этой его манере говорить она никак не могла привыкнуть.

Он повернулся к ней и смерил её взглядом.

— Что? — глупо переспросила она.

— Я говорю: я не только поэтому там играл, — терпеливо пояснил ей травник. — Это просто начать делать, и сложно остановиться — играть в ночь равноденствия. В ночь равноденствия запляшет кто угодно, если заиграть, как следует. Понимаешь, там, в городе, мною владела злость. А злость нельзя оставлять в своём сердце, это может плохо кончиться. Против этого есть лишь одно средство… Во всяком разе, я знаю только его. Вот ты, — неожиданно спросил он, — что чувствовала ты, когда, как майя, танцевала на поляне?

— Радость, — честно глядя травнику в глаза, ответствовала Ялка. И неожиданно добавила: — И грусть.

— Какими ты их видела? Какие они были?

— Какие? — переспросила та. — Ну, не знаю… Красивые. Лёгкие. Наверно, добрые.

Травник улыбнулся.

— Значит, у меня получилось, — сказал он. — Не знаю, почему, но — в этот раз получилось. Может быть, из-за тебя? До этого они меня к себе ни разу близко не подпускали.

— Ты замечательно играл! — запротестовала Ялка. — Но причём тут я?

Ответ, который дал ей Лис, был странен:

— Ты угадала имя танца.

Ялка ничего не поняла.

Некоторое время они просто сидели: она — на кровати, Жуга — на полу у камина. Ялка вдруг подумала, что безрукавка на ней пахнет травником. Несмотря на господствующие в доме запахи дыма и лаванды, она сейчас ощущала его очень даже отчётливо. И не сказать, что ей это не понравилось. Просто ей показалось, что за то время, пока она её носила, запах уже выветрился. А оказалось, нет.