Оксана Панкеева - О пользе проклятий

— Нервы? А когда они у него были в порядке? И в чем это выражается? Он хоть на наркотики не присел?

— Я не замечал. А проблемы у него начались после той памятной охоты на ведьму. Что-то там произошло, о чем они с Саэтой умолчали. Хотел бы я знать, что именно, но Кантор же не скажет, а у Саэты теперь не спросишь…

— А что с ней случилось? Я как-то видел Гаэтано, и почувствовал, что он прямо сам не свой, что-то у него стряслось, горе какое-то, но спросить постеснялся. Ты же знаешь Гаэтано, он и так меня не любит, а если я ему начну в душу лезть…

— Что случилось… То же, что со всеми рано или поздно случается. То ли где-то ошиблась, то ли разведка подвела, но наткнулась на охрану. Первым же выстрелом — наповал. Ты бы видел, что творилось с Кантором, когда он узнал! Ребята перепугались до такой степени, что не рискнули сами к нему подходить и позвали меня.

— А что именно с ним творилось? — осторожно поинтересовался предводитель. — И почему я не знаю? Где я был?

— Ты… — лицо товарища Амарго приобрело выражение беспредельной досады с некоторым оттенком брезгливости. — Как раз в это время в этой самой комнате, наевшись фанги в количестве, достаточном чтобы нормальному человеку отравиться насмерть, ловил фиолетовых гоблинов при помощи огненных дорожек. Вы с Кантором точно не братья? Почему у вас всяческие безобразия происходят одновременно, и мне приходится между вами разрываться?

— Да демоны с ними, с фиолетовыми гоблинами! — отмахнулся позитивно мыслящий товарищ. — Зато я все-таки научился делать огненные дорожки!

— Путем передозировки наркотиков, — ядовито добавил наставник, — в полностью деревянном помещении. Самое время и место баловаться с огнем! Потом вся твоя охрана носилась с ведрами…

— Амарго, ну не начинай все сначала! — жалобно задрал брови предводитель. — Мы про Кантора начали. Что делал я уже выяснили, а он чего такого натворил?

— Ты когда-нибудь видел, чтобы Кантор плакал?

— Да ты что? — огромные темные глаза товарища Пассионарио загорелись нездоровым интересом, граничащим с восторгом. — В самом деле? Каменное сердце нашего дорогого Кантора дрогнуло, и из этого комка холодной злости удалось выдавить слезу?

— Ты еще балладу напиши! — в сердцах плюнул Амарго. — Романтик ты наш поэтичный! Сердце, видите ли, дрогнуло! Дрогнула вся хижина, и не один раз, и хорошо, что вовсе не рухнула, потому как Кантор приложил к этому все усилия! Слезу выдавить! Да он устроил форменную истерику с битьем головой о стену и криками, что это он во всем виноват!

— Он был трезв? — уточнил вождь.

— Абсолютно. Да будь он даже пьян в стельку, он так себя никогда не вел. В чем он виноват, он так и смог объяснить толком. Я всерьез боялся, что он опять рехнется, но вроде обошлось. Пришлось ему, правда, успокоительного вкатить, а то он ни говорить толком не мог, ни слушать. Проспался, пришел в себя, вроде все нормально, но после того стал как-то странно себя вести…

— Странно? По-твоему, до сих пор он вел себя нормально? Амарго, он же все эти годы…

— Что б ты в этом понимал!

— Как раз я в этом понимаю, и получше чем ты! Ты бы в него хоть раз заглянул, как я, так тебе бы обычная видимая истерика тоже показалась переменой к лучшему!

— Я не умею заглядывать, — устало вздохнул Амарго. — Будем считать, что я тебе поверил, хотя специалист из тебя, мягко говоря, посредственный. Но это же еще не все. Пару дней он пошатался в тоске и в печали по хижине, а потом явился ко мне сдаваться. Что-то сломалось, говорит, что-то не так, чувствую, а словами сказать не получается. В общем, не подумайте чего дурного, но переведите в полевой отряд, потому как работать больше не смогу. В полевой отряд я его не отпустил, там таким тоже не место, пусть пока в охране побудет, а там посмотрим. Может, придет в себя немного. А нет — так я ему найду работу.

— Он даже тебе ничего не рассказал?

— Почему «даже»? Он мне просто не рассказал. Ты что, думаешь я у него вместо жилетки для слез? Он ко мне приходит, только когда ему нужен совет. А плакаться он ни к кому не ходит. Даже к священнику.

— Он что, такой рьяный атеист или так не любит плакаться?

— Он просто узнал по голосу, кто у нас священник, и поэтому к нему не ходит. Одно дело изливать душу какому-то абстрактному священнику, и совсем другое — своему товарищу по группе, которому потом придется смотреть в глаза. Так что, никто ничего не знает. И ты не узнаешь, потому что он себе где-то за границей приобрел экранирующий амулет.