Мэри Стюарт - Полые холмы

Говоря это, Адьян кивнул на мозаичное панно во всю стену у нас за спиной. Я уже успел обратить на него внимание и еще подивился византийскому обычаю украшать стены жилищ такими мрачными сценами – не то что в Италии или Греции. Я уже видел при входе изображение распятия – в полный рост, с плакальщиками и со всевозможными христианскими символами. Здесь у Адьяна тоже была картина казни, но более благородной: на поле брани. Небо темное – кусочки серого сланца сложены в свинцовые тучи, в них кое-где вкраплены проблески лазурита, а над тучами – головы созерцающих богов. На горизонте в алом закате – башни, храмы, крыши домов. По-видимому, это Рим. На переднем плане над городской стеной – поле недавнего сражения: слева разгромленное войско, мертвые и умирающие люди, кони, разбросанное, разбитое оружие; справа победители, толпящиеся за венценосным вождем, и на него падает луч света от благословляющего Христа, вознесенного над остальными богами. У ног победителя на коленях вождь побежденных, склонивший голову в ожидании казни. Он протягивает победителю руки не в мольбе о пощаде, а ритуальным жестом передавая ему свой меч. Снизу под ним подписано «Макс.», а под победителем: «Феод. Имп.».

– Ну, клянусь Одним! – сказал я и увидел, что Адьян улыбнулся. Но он не мог знать, что вызвало у меня этот возглас и заставило вскочить с места. Он тоже учтиво поднялся и подошел вслед за мной к стене, явно польщенный моим интересом.

– Да, как видишь: Максим терпит поражение от императора. Хорошая мозаика, не правда ли? – Он погладил ладонью переливчатые камешки. – Мастер, создавший ее, едва ли что-нибудь смыслил в иронии военных побед. Несмотря на все, в итоге можно сказать, вышло так на так. Вон тот жалкий субъект слева за Максимом – это предок Хоэля, что вывел остатки британского войска обратно на родину. А этот благочестивый господин, так щедро орошающий своей кровью стопы императора, – мой прапрадед, чьей святости и деловой сметке я обязан и богатством, и спасением души.

Но я его не слышал. Я смотрел на меч в ладонях Максима. Этот меч я уже видел. Он возник в сиянии на стене в покоях Игрейны. Он, сверкнув, ушел в каменные ножны в Бретани. И вот теперь, в третий раз, в руках Максима под римскими стенами.

Адьян вопросительно смотрел на меня.

– В чем дело?

– Этот меч. Значит, вот он чей.

– А ты разве его видел раньше?

– Нет. Только во сне. Он дважды привиделся мне. И вот теперь, в третий раз, я вижу его на картине... – Я говорил почти что сам с собою, размышляя вслух. Солнечный зайчик, отброшенный на стену водой из фонтана, затрепетал на рукояти меча, который держал Максен, и драгоценные камни вспыхнули зеленым, желтым, ярко-синим. Я тихо произнес: – Так вот почему я опоздал на корабль в Халкедоне.

– Что ты говоришь?

– Прости. Я и сам толком не знаю. Мне вспоминалось одно видение... Скажи мне, Адьян, на этой картине... ведь это стены Рима, верно? Но ведь Максим был убит не в Риме, по-моему?

– Убит? – Адьян принял строгий вид, пряча улыбку. – В нашей семье говорят: «Казнен». Нет, разумеется, не в Риме. Я думаю, художник здесь дает символ. А случилось это в Аквилее. Ты, наверно, не знаешь, это небольшой городок близ устья реки Туррус в северной Адриатике.

– Корабли заходят туда?

Он округлил глаза.

– Ты намерен туда попасть?

– Я хотел бы посмотреть место, где пал Максен. Хотел бы узнать, что сталось с мечом.

– В Аквилее ты его не найдешь. Кинан взял его с собой.

– Кто?

Он кивнул на мозаику.

– Вот этот, слева. Предок Хоэля, который привел британцев в Бретань. Хоэль мог бы тебе сказать. – Видя мое лицо, он расхохотался: – Неужто ты проделал такое длинное путешествие, только чтобы узнать об этом?

– Выходит, что так, – ответил я. – Но я сам лишь сейчас это понял. И что же, меч находится теперь в Бретани? У Хоэля?

– Нет. Он давно затерялся. Те, кто отправился дальше, в Великую Британию, взяли имущество Максима с собой. Они, наверно, захватили и меч, чтобы передать его сыну.

– И что же?

– Дальше я ничего не знаю. Дело это давнее, от него осталось только семейное предание – наполовину выдумки, надо полагать. А разве это так важно?

– Важно? – повторил я. – Не знаю. Но я привык присматриваться к тому, что попадается мне на глаза.

Он недоуменно глядел на меня, и я приготовился к дальнейшим расспросам, но он, помолчав, только сказал:

– Что ж, наверно, ты прав. Не хочешь ли выйти в сад? Там прохладнее. Мне показалось, что у тебя заболела голова.