Мэри Стюарт - Хрустальный грот

В то же время разгорелось сражение у Димилока, и Горлуа, начавший его, был убит. Когда посланцы явились в Тинтагель сообщить Игрейн о смерти мужа и последний предстал перед их глазами, восседая с супругой, они онемели. Здесь король признался в обмане и через несколько дней женился на Игрейн.

Утер Пендрагон правил еще пятнадцать лет. Все эти годы он не видел своего сына Артура, которого в ночь, когда он родился, вынесли через черный ход из замка Тинтагель и доставили прямо к Мерлину. Старый волшебник тайно занимался воспитанием ребенка, пока не пришло время, чтобы Артур занял британский престол.

На протяжении длительного правления Артура Мерлин помогал ему советом и делом. Уже стариком Мерлин безумно влюбился в юную девушку по имени Вивиана. Она уговорила его в обмен на любовь научить ее волшебству. Узнав искусство чар, она заколдовала старика, усыпив его. По рассказам одних, он спит в пещере, окруженной рощей боярышника, а кто-то говорит, что его сон продолжается в башне из хрусталя, другие же утверждают, что он скрыт от посторонних глаз лишь воздушным ореолом. Он проснется вместе с королем Артуром, и они вернутся в тот же час, когда потребуются своей стране.

Ни один романист, пишущий о средневековой Британии, не представит своего труда на суд публики, оставив без традиционных комментариев фигурирующие в нем имена и географические названия. Так уж принято объяснять их появление на страницах произведения, и здесь меня сразу можно обвинить в большей (а может быть и в меньшей) степени непоследовательности. В те времена, когда кельты, саксы, римляне, галлы и бог весть кто еще заполонили и оспаривали друг у друга британские земли, у каждого места имелось по меньшей мере три названия, и любое из них можно было считать распространенным и употребительным без боязни ошибиться. «Рассматриваемый период» относится приблизительно к 470 г. н.э., и смутнее времени в британской истории не сыскать. В довершение путаницы я взяла в качестве источника моего романа полумифологическое, романтическое описание, составленное в Оксфорде одним уэльсцем или, возможно, бретанцем в XII веке. Имена и названия в этом труде даются, что называется, в постнорманском стиле с элементами церковной латыни. Поэтому в ходе повествования читатель столкнется с названиями Винчестер, Рутупея и Динас Эмрис, пришедшими из разных времен, а думнонийцы, деметяне и армориканцы будут называться просто: корнийцы, люди из Южного Уэльса и бритты.

Мой первый принцип в подборе имен и названий направлен на то, чтобы упростить повествование. Я хотела, насколько это получилось, обойтись без глоссария, раздражающие экскурсы в который вынуждают прерывать чтение и искушают читателя продолжать читать, не обращая внимания на непонятные имена, с риском потерять ориентацию и запутаться. Неангличанам приходится еще труднее: название Калеву сказало бы им не больше, чем Силчестер, и ясность внесла бы лишь карта. В любом случае произведение пострадало бы. Поэтому, если существовал выбор, я прибегала к помощи «рассказчика», приводившего сразу весь набор старых и современных названий, позволяющих читателю представить картину. Например, «Маэсбели, что у форта Конан, или Кэрконан, называемый иначе Конисбургом». В других местах я позволила себе небольшие вольности. Ясно, что в рассказе, который ведется вместо кельтского или латыни на английском, было бы уж слишком педантично употреблять название «Лондиниус» вместо Лондона. Я также оставила современные названия таких городов, как Гластонбери, Винчестер, Тинтагель, полученные ими в средние века и неразрывно связанные с контекстом их употребления, подобно Манчестеру и Ньюкаслу. Не надо рассматривать введенные мною правила в качестве критики других авторов, их не придерживающихся, форма зависит от характера произведения. Поскольку в его создании участвовало воображение, то нельзя относиться к нему как к строго историческому произведению. Я решила руководствоваться правилами поэзии: лучшим является то, что лучше всего звучит и передает смысл.

Это же правило слуха распространяется и на выбранный язык. Рассказчик, повествующий свою историю на уэльском языке пятого века, прибег бы к помощи стольких же разговорных выражений, сколько их можно найти в данном романе. Сердик и Кадал разговаривали бы на своих диалектах, а королевские особы и предсказатели изъяснялись бы выспренне, соответственно моменту. Я специально оставила некоторые анахронизмы, обладающие наибольшей описательностью, и немного сленга, для сохранения живости повествования. Короче, я везде полагалась на свой слух, считая, что то, что звучит без фальши, будет приемлемо в работе, основанной на воображении.