Клайв Льюис - Плавание «Утреннего Путника»

— Но мы неплохо знали их, — возразила Люси, — в добрые старые времена в Кер Перавел, когда мой брат Питер был Светлейшим Королем. Они поднялись на поверхность и пели на нашей коронации.

— Я думаю, что там была другая разновидность, Лу, — сказал Эдмунд. — Они могли жить как под водой, так и на воздухе. Мне кажется, что эти не могут. Судя по их виду, если бы они могли подняться на поверхность, они давно уже сделали бы это и атаковали бы нас. Они кажутся очень воинственно настроенными.

— В любом случае, — начал Дриниэн, но тут раздался шум с двух разных сторон. С одной стороны донесся плеск, с другой — голос вахтенного с мачты:

— Человек за бортом!

Тут же поднялась страшная суматоха. Кто-то из матросов кинулся на мачту зарифить парус, другие — вниз, к веслам: Ринс, несший вахту на корме, резко положил руль, чтобы повернуть корабль и вернуться к упавшему за борт человеку. Но к этому моменту все уже увидели, что это был, строго говоря, не человек. Это был Рипичип.

— Черт бы побрал эту мышь! — воскликнул Дриниэн. — С ней на корабле больше проблем, чем со всеми остальными вместе взятыми. Если она может попасть в какую-нибудь переделку, она это обязательно сделает! Да ее надо заковать в кандалы, протащить под килем, бросить на необитаемом острове, усы ей надо отрезать! Видит ли кто-нибудь этого маленького негодяя?

Все это вовсе не означало, что на самом деле Дриниэн не любил Рипичипа. Напротив, он его очень любил и поэтому сильно испугался за него, а, испугавшись, пришел в плохое расположение духа — вот точно так же и ваши мамы гораздо больше, чем посторонний прохожий, сердятся на вас, если вы выбегаете на дорогу прямо перед машиной. Никто, конечно, не боялся, что Рипичип может утонуть: он прекрасно плавал, но те трое, кто знал, что происходит под водой, испугались длинных острых копий в руках у Морского Народца.

Через несколько минут «Рассветный Путник» повернул, и все увидели в воде темный шарик — Рипичипа. Он очень возбужденно что-то кричал, но, так как пасть его постоянно наполнялась водой, никто не мог понять, что он хочет сказать.

— Если мы не заткнем ему рот, он в два счета все разболтает, — воскликнул Дриниэн. Чтобы не допустить этого, он кинулся к борту и сам спустил канат, крикнув матросам:

— Ладно, все в порядке. Возвращайтесь по своим местам. Полагаю, я смогу поднять на борт мышь без посторонней помощи.

И как только Рипичип начал взбираться по канату — не очень-то проворно, так как намокшая шерстка тянула его вниз — Дриниэн перегнулся через борт и прошептал ему:

— Не говори об этом ни слова.

Но когда совершенно мокрая Мышь оказалась на палубе, выяснилось, что Морской Народец ее вовсе не интересует.

— Пресная! — запищала она. — Пресная, пресная!

— Что ты тут болтаешь? — грубо оборвал его Дриниэн. — И совершенно не обязательно отряхиваться здесь так, чтобы все брызги летели прямо на меня.

— Я вам говорю, что вода пресная, — настойчиво повторила Мышь. — Пресная, не соленая.

Какое-то время никто не мог осознать всю важность этого заявления. Но тогда Рипичип снова повторил старое пророчество:

И, наконец, все поняли.

— Дай мне ведро, Райнелф, — попросил Дриниэн.

Ему передали ведро, он опустил его в воду и вытащил на палубу. Вода в ведре блестела, как стекло.

— Может быть, Ваше Величество первым захочет попробовать воду, — обратился Дриниэн к Каспиану.

Король поднял ведро обеими руками, поднес его к губам, вначале лишь пригубил, затем сделал глубокий глоток и поднял голову. Лицо его изменилось. Казалось, заблестели не только глаза, но и весь он сам.

— Да, — сказал он, — она пресная. Это действительно настоящая вода. Я, правда, не уверен, что не умру, отведав ее. Но если бы я даже заранее знал о такой смерти, то все равно выбрал бы именно ее.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Эдмунд.

— Она… она больше всего похожа на свет, — ответил Каспиан.

— Так и есть, — заметил Рипичип, — свет, который можно пить. Теперь мы, должно быть, уже очень близко от края света.

На мгновение наступила тишина, а затем Люси опустилась на колени и напилась из ведра.

— Я никогда не пробовала ничего вкуснее! — воскликнула она как-то удивленно. — Но, ох! — какая она сытная! Теперь мы сможем ничего не есть.

И, один за другим, по очереди, все напились из ведра. Долгое время все молчали. Они внезапно почувствовали в себе такую крепость и силу, что едва смогли это перенести. А затем они начали ощущать на себе и другое действие воды. Как я уже раньше говорил, с того момента, как они оставили остров Раманду, было слишком много света — солнце было слишком большим, хотя и не слишком жарким, море — слишком ярким, воздух — чересчур сияющим. Теперь света стало не меньше — наоборот, его стало еще больше, но они могли выносить его. Они могли видеть больше света, чем когда-либо раньше. И палуба, и парус, и их собственные лица, и тела сияли все больше и больше. Блестела каждая веревка. А на следующее утро, когда взошло солнце, теперь в пять-шесть раз большее, чем обычно, они пристально смотрели прямо на его диск и могли различить даже перья птиц, вылетающих оттуда.