Кристофер Сташеф - Пока чародея не было дома. Чародей-еретик

— Разбойники взяли вас в плен?

— Да, но мы убежали, — радостно откликнулся малыш Грегори.

— Это были не разбойники, — уточнил Джеффри, — а солдаты графа Дроша.

— Дроша? — Векс удивленно поднял голову. — Но что он тут делает? Это ведь не его владения.

— Не его, но он пытается захватить их.

— А почему его люди решили вас похитить?

Дети переглянулись, пытаясь решить, как лучше обрисовать для Векса последние новости.

— Он хотел использовать вас в качестве заложников? — спросил Векс.

— Точно, — подтвердил Магнус.

— А я тут… стоял как колода! Да чтоб мне…

— Ты не виноват, — поспешно возразил Магнус, чтобы прервать неизбежный поток угрызений совести. — Да и не было ничего такого страшного. Пак созвал эльфов, и они помогли нам освободиться.

— А мы им помогли, — добавил Джеффри, не скрывая гордости.

— Слава Герцу! — вздохнул Векс. — Но где же он теперь?

— Ты про графа спрашиваешь? — осведомился Грегори. — Или про Пака?

— И тот, и другой впереди, на тропе — там, где эльфы сцапали графа, — объяснил Магнус. — Граф лежит, связанный по рукам и ногам, но что с ним сейчас делают эльфы — этого мы не знаем.

Ночную тишину нарушил дикий, протяжный вопль, разлетелся эхом посреди чащи и резко оборвался.

Дети в страхе переглянулись.

— Что это было? — ахнул Магнус.

— Вроде бы человек кричал, — настороженно проговорил Джеффри.

Неподалеку зашуршала листва. На пятачке лунного света появился Пак, а рядом с ним — Келли.

— Все кончено, дети, — буркнул Пак. — Граф Дрош больше никому не станет чинить зла.

Дети снова обменялись ошарашенными взглядами, посмотрели на Пака. Вопросы вертелись у них на языках, но взгляд Пака заставил их промолчать.

Грегори посмотрел на Келли:

— Что ты такой расстроенный?

— Не докучай ему, — поспешно распорядился Пак и обернулся к Келли. — Ты вел себя отважно этой ночью, эльф.

— Может, и так, — пробормотал Келли. — Но только я никогда не стану этим гордиться.

— Не гордись, но и сожалеть о содеянном не стоит! Сам подумай: этот человек предавался убийствам и разбою с тех пор, как только его нога ступила на земли Глинна! Эльфы видели, как он собственной рукой убивал людей — не менее десятка раз. А только этой ночью он изранил дюжину эльфов, а Мэйберри пал замертво.

Дети молчали и стояли, широко открыв глаза. Они хорошо знали, что у эльфов и фей нет, как у людей, бессмертных душ и что жизнь эльфа со смертью прерывалась навсегда.

Взгляд Келли наполнился решимостью, его глаза стали подобны остро заточенным кремням. Он медленно кивнул:

— Ты все верно говоришь. Это было всего лишь…

— Милосердно, — подсказал ему Пак.

— Да, да. Нет, я не стану стыдиться того, что мы содеяли.

— Да что вы такое… со…деяли? — не без труда выговорил Грегори, но Магнус одернул его:

— Помолчи, не надо.

— Мы, эльфы, уберегли их величества от большой беды, детки, — заверил их Пак. — Оставь мы все, как было, — наверное, в конце концов королевские воины расправились бы с графом, но только суеты и боли было бы больше.

Дети в страхе смотрели на Пака.

Наконец Джеффри не выдержал и возмутился:

— Вы не властны над чужой жизнью и смертью, Пак!

— Полководцы обретают такую власть на поле боя, — гордо ответил Пак, — а был самый настоящий бой. Разве Дрош не с войной явился сюда?

— Может, и так, — уклончиво отвечал Джеффри. — Но войну он объявил Глинну, вот Глинн и должен был…

— Нет, — сверкнув глазами, возразил Пак. — Глинн должен отомстить за смертных, но не за Колдовской Народец.

Джеффри снова открыл рот, готовясь спорить дальше.

— Ну все, не возражай мне более! — приказал Пак, — И не забывай: в таких делах не кто-то властен, а сама высшая справедливость!

Джеффри закрыл рот.

— Но это все равно несправедливо, — вступил в спор Грегори. — Судьбу лорда должен решать суд, в котором заседают другие лорды!

— Такова справедливость смертных, — сказал Пак, — но нынче ночью граф ответил за свои преступления против Колдовского Народца, а у Колдовского Народца свои законы — они выросли на этом свете вместе с дубом, осиной и терновником. По крайней мере все было сделано быстро. Знавал я случаи, когда смертные поступали более жестоко.

Дети, озаренные луной, молчали.

Наконец Магнус сказал:

— Я так думаю, пора нам домой возвращаться, Пак.

На самом деле вполне можно было остаться на ночевку здесь же, но Пак все же повел детей по темному лесу, поскольку кое-что понимал в человеческих чувствах и решил, что ребятишкам будет не по себе, если они улягутся спать неподалеку от места, где свершилось возмездие над графом Дрошем. Вот они и шли за эльфом в темноте, лишь кое-где нарушаемой пятнышками лунного света. Дети молчали, а Пак, когда его собственные мрачные думы слегка развеялись, завел эльфийскую песенку. Полутоновый напев звучал в темноте страшновато, но стоило Паку спеть пару-тройку куплетов, и дети почувствовали, как в их сердцах мало-помалу воцаряется спокойствие. Старые, огромные суковатые деревья перестали казаться жуткими чудовищами, а стали напоминать добрых стариков. Разбросанные по подлеску клочки лунного света уподобились драгоценным каменьям. Свисавшие с могучих ветвей петли лиан стали похожи на развешанные к празднику гирлянды, а сухая листва под ногами — многоцветный ковер. А через час дети уже чувствовали, что шагают по сказочно прекрасному лесу. Вскоре тропу пересекла неширокая речушка, которая, беззаботно журча, прыгала по камням.