Кристофер Сташеф - Пока чародея не было дома. Чародей-еретик

— Хорошо. — Затем он откинулся назад, закатил глаза и заговорил нараспев: — О Орлоф, явись! Явись из иного мира и поговори с той, что любит тебя больше жизни! Явись, явись, явись…

Вскоре его речь преобразилась в стон, а глаза он закатил так, что стали видны только белки. Эльза поежилась и отвела взгляд.

И увидела, как пар над котелком стал гуще, плотнее.

Вот облако пара преобразилось в шар… размером с голову человека. Проступили глаза, нос, губы. «Голову» увенчала остроконечная крестьянская шапка. Это была голова Орлофа, а его губы разжались, и с них сорвался шепот:

— Эльза, не верь! Это не Орлоф, это всего-навсего хитрый обман!

Старик резко выпрямился, прищурился, уставился на призрачную голову и злобно выругался. Однако «голова» никуда не делась. Она продолжала висеть в воздухе над котелком, и ее губы продолжали произносить слова, как ни старался чародей ее уничтожить:

— Этот чародей не может вернуть обратно Орлофа. Он может лишь показать тебе образ, им же самим созданный. И говорил бы с тобою не твой покойный супруг, а этот старик-чародей!

Эльза вскрикнула, вскочила. Неожиданно ее пальцы превратились в когти, а старик попятился, побежал от нее, налетел на свой табурет и поднял руки, прося пощады. Но тут грянул раскат грома, и позади чародея встали трое молодых людей. Они были готовы схватить старика, но тот дико взвизгнул… и исчез. Перед самым его исчезновением послышался звук взрыва.

Эльза кричала не переставая. Она чувствовала, что вот-вот лишится рассудка от ужаса, но из-за деревьев к ней уже спешила молодая женщина — крестьянка примерно ее возраста. Раскинув руки, она повторяла:

— Ох, бедняжка, бедняжка! Что же они натворили с тобой — эти гадкие мужчины! — Эльза сразу умолкла и в изумлении уставилась на женщину. Та подошла ближе — воплощенное сочувствие — и принялась приговаривать: — Бедняжка Эльза! Бедненькая, бедненькая!

Эльза растерянно шагнула вперед… и упала в объятия незнакомки. Она рыдала и рыдала, но мало-помалу начала успокаиваться, приходить в себя и понимать, что ужас позади.

— Ну и скандал, Марла! — воскликнула женщина, шагавшая по деревенской площади с ведром.

— Уж скандал так скандал, Риллис! Чтобы их величества так оскорбили аббата! — отозвалась Марла и перехватила свое ведро в другую руку.

— В смысле — архиепископа, — скривилась третья женщина, Матильда. — Ежели уж вы хотите сказать, что их величества кого-то оскорбили, так оскорбили они архиепископа. Так его теперь следует называть.

Крестьянки прошли мимо козла, и тот, завидев их, заблеял.

— Неохота мне его так называть, Тильда, — нахмурившись, покачала головой Марла. — Кто его архиепископом назначил? Он сам и назначил.

— А что же он, права такого не имеет, Марла? — требовательно вопросила Риллис. — Он самый главный священник у нас в стране!

— Ну, тогда и твой муж может взять да и объявить себя сквайром, Риллис. И что же, он сквайром сразу станет, да?

Женщины добрались до колодца.

Риллис расхохоталась и прикрыла рот ладонью.

— Ох, Марла! Ты заставила меня смеяться над моим собственным мужем! Почему бы тебе про своего не сказать?

— Да потому, что ее Рольф себя никем провозглашать не станет, — буркнула Матильда и поставила ведро на край колодца. — А уж у моего Джека гордости столько, что он даже пахарем себя назвать постесняется.

— Ну, это разве только потому, что ежели он себя так назовет, так ему и пахать придется, Матильда. Вот лоботрясом он себя мог бы провозгласить.

Матильда с трудом удержалась от хохота и только фыркнула.

— Ну ладно, кумушки, — вздохнула Марла и положила руку на рукоятку ворота. — Про то, какие мужики глупцы, мы поговорили. А теперь давайте поболтаем про то, какие женщины умные. Наберем мы с вами воды или нет? Надо ведь полы перемыть.

— И обед приготовить, — кивнула Риллис и взялась за рукоятку с другой стороны. — Ну, завертели!

— Я первым делом глоточек водицы выпью, — блаженно пробормотала Матильда, наклонилась и вгляделась в темную глубину колодца. — Водица колодезная такая холодненькая и… А-а-а-а! — в ужасе закричала она.

Марла чуть было не выпустила рукоятку ворота, и хорошо сделала, потому что Риллис от испуга опустила руки.

— Матильда! Что ты…

Но Матильда утратила дар речи. Она пятилась назад, закрыв ладонями рот, бледная, дрожащая.

— Да что она там увидеть могла? — Риллис обернулась к колодцу, заглянула внутрь и с криком отшатнулась. — Марла! Отпусти ведро!