Кристофер Сташеф - Пока чародея не было дома. Чародей-еретик

— А кто может сдержать короля и королеву, как не архиепископ? — Леди Мейроуз, сверкая глазами, покачала головой. — Нет, милорд! Вы должны стать архиепископом, и никак не менее! Ибо людям духовного звания присуще праведное поведение, а мирянам — алчность и жестокость!

— Я так и думал! — вскричал аббат и тепло улыбнулся девушке. — Люди должны верить только духовенству, дабы обрести высшую справедливость!

— А монархам присуща только глупость, — отозвалась леди Мейроуз, — в то время как мудрость — только священникам!

— Я бы не сказал лучше, — выдохнул аббат, глядя в сияющие глаза Мейроуз.

Она на миг задержала на нем взгляд, но тут же стеснительно покраснела и потупилась.

Затянувшаяся пауза стала неловкой.

Аббат отвернулся и смущенно проговорил:

— Что же я за неучтивый гость — говорю и говорю о своих заботах! Я совершенно забыл, миледи, о том, зачем вы меня позвали.

— О… мы позвали вас всего лишь из-за глупых разногласий между мною и этим своенравным чадом. — Баронесса взглянула на внучку. — Но наша ссора выглядит так глупо в сравнении с вашими, такими важными, делами.

— Заверяю вас, миледи: все, что тревожит вас и вашу очаровательную внучку, для меня всегда — большая забота, — пылко возразил аббат. — Что же стало причиной вашей ссоры, из-за которой нарушились мир, любовь и согласие, царящие в вашем доме?

— Да то же, что и всегда, — со вздохом ответила баронесса. — Я вновь пыталась внушить ей, милорд аббат, каков ее долг перед семейством и страной, однако она вновь ответила мне категорическим отказом!

— Леди! — Аббат одарил леди Мейроуз укоризненным взглядом. — Не станете же вы отрицать, что должны выйти замуж!

— Нет, милорд, этого я отрицать не стану. — Девушка ответила аббату пристальным, испытующим взором. — Все дело лишь в том, за кого я желала бы выйти.

— Не делал я ничего такого!

Сквайр Роули, сидевший за столом, хмуро обозрел деревенское судилище. Лафн, стоявший перед ним, одет был, по обыкновению, неряшливо. Рубаху небось целый месяц не стирал, да и не снимал, поди. Походило и на то, что поверенный арестовал Лафна до того, как тот успел побриться, а делал он это явно не чаще раза в неделю. Из нечесаной гривы Лафна выбирались вши — видно, даже им было нестерпимо зловоние, исходящее от грязнули.

Роули искренне радовался тому, что выдался погожий день, и стол судьи вынесли из палаты, вот только он никак не ожидал, что ветер будет доносить до него ароматы, которыми благоухал Лафн. Стараясь дышать неглубоко, сквайр устало проговорил:

— Лесничий видел тебя, когда ты шел от убитого оленя, из туши которого торчала пущенная тобою стрела.

— А стрелу-то у меня, того… какой-то бродяга спер, вот!

— Ну да, и этот самый бродяга оленя убил, как пить дать. — Роули замутило, и он задержал дыхание, дожидаясь, когда отступит тошнота. Его господин, рыцарь сэр Торгель, к отстрелу зверей на своих землях относился как человек просвещенный: он запрещал таковой отстрел только тем, кто имел вдоволь еды. Но Лафн жил со своими родителями, хотя ему уже и исполнилось двадцать лет, и упитан был неплохо, а при этом его чаще видели в лесу, чем на поле. Оленьего же мяса хватило бы всю деревню досыта кормить целую неделю. Нет, широты взглядов сэра Торгеля для этого случая браконьерства в его угодьях явно недостало бы.

— А скажи-ка на милость, как ты оказался неподалеку от оленя?

— Как-как! Да я в лес пошел хворосту набрать! Откуда же мне было знать, что где-то рядом олень… залег!

— Ага, откуда? — тяжело вздохнул сквайр. — Вот только что-то ни веревки, ни мешка для хвороста при тебе не обнаружилось.

— А это потому, что я на ту пору ни одной хворостинки не сыскал!

— Это к полудню-то? Не так у нас чисто в лесах, так что глупостей не говори! — Роули нахмурился и посмотрел в сторону горизонта. Солнце клонилось к закату, сгущались сумерки. Суд немилосердно затянулся. — Нет уж, Лафн, ты как хочешь, а я должен объявить тебя виновным в браконьерстве.

— Ну уж нет! — На лбу у Лафна выступили капельки испарины. Он знал, что за такое преступление грозит казнь. — Не стрелял я, говорю же!

— Однако все говорит о том, что ты это сделал, — сурово изрек Роули. — Пока не отыщешь свидетеля, который скажет, что у тебя в руках не было лука на ту пору, как олень пал, будешь сидеть в кутузке, и…

— А вот и есть у меня свидетель такой! — взвизгнул Лафн. — Видел он меня!

Роули запнулся и сдвинул брови.

— Кто таков?

— А Стейн!