Андрей Гудков: Революция (СИ)

Я быстро узнал, что такое нестерпимый холод, голод и боль. Но сильней всего меня терзало даже не то, что эта пытка будет вечной, а одиночество и запоздалый стыд. Я вспоминал каждый миг своей жизни и мучился от того, что никогда не увижу друзей. Их ждет посмертие, а меня вечная пытка в ледяной бездне…

Сколько я провел там часов, дней или лет — я не знаю. Время в этом месте не имело значения…

Очнувшись, я почувствовал тепло, запах жаренного мяса и услышал треск костра.

— Просыпайся, — с легкой насмешкой сказали мне.

Голос был мне знаком. Я открыл глаза и сел. Прямо передо мной сидел Радеш, точно такой же, как в тот день, когда я убил его.

— Что? — с ироничной усмешкой спросил он. — Не ожидал увидеть меня здесь?

— Да, не ожидал, — честно признал я. — Ты заслужил лучшую участь. Это для меня тут в самый раз.

— Ты не меняешься, — вздохнул он и снял с огня сковороду с мясом. — Тебе, уж извини, не предлагаю.

Меня мучили жуткий голод и жажда, но я не сказал ни слова. Мы сидели в пещере по разные стороны от костра. Радеш на скамейке, а я на охапке гнилой соломы.

— Так что скажешь, Маэл?

— Мне нечего тебе сказать.

— А за что ты убил меня? Для меня это было… неожиданно. Я считал тебя другом.

Я опустил голову. А что я мог сказать? Что был идиотом? Что совершил ошибку и потом раскаялся? Что можно сказать человеку, которого убил по столь дурацкой причине как политическая необходимость?

— Валерий Итар мертв, — глухо сказал я. — Я хотел лично его убить, но меня опередили его хозяева.

— И это все, что ты можешь сказать?

— Да.

Я с тоской посмотрел на выход из пещеры. Снаружи бушевала метель, а здесь было тепло и уютно. Но не заслужил я, ни тепла, ни уюта.

— Спасибо за гостеприимство, но я пожалуй не буду им злоупотреблять, — я встал и пошел к выходу.

— И куда ты?

Я не ответил.

— Эх, было бы на что, я поспорил бы на то, что ты именно так и поступишь, — вздохнул Радеш. — Маэл, знал бы ты, как всех вокруг раздражает твое вечное самобичевание? Тебя даже судить не получается, ты сам себя осудишь сильнее всех других.

— А как мне себя не судить?! Знаешь, почему я тебя застрелил? Потому что мне просто было лень искать другое решение!

— И что дальше? Я ведь тоже хорош был. Знаешь почему, я тогда отказался тебя выслушать? Только из-за гордости. Я хотел утереть тебе нос, раскрыть преступление и посадить сенатора. Ни о чем другом я и слышать не хотел.

— Ты был прав. Арестуй ты тогда Валерия Итара, стольких бы жертв можно было избежать.

— Да кто бы мне дал его арестовать? Не ты так другие убили бы меня на следующий день. Я ведь был настолько умен, что лично спрятал все доказательства так, что их до сих пор никто так и не нашел!

— И все равно. Не кто-то другой, а именно я тебя убил.

— Убил…

— Если бы я только перед тобой был виноват.

— Все мы перед кем-нибудь виноваты, — пожал плечами Радеш. — И с этим ничего не поделаешь. Но нет ничего глупее, чем жить, постоянно переживая о своих ошибках. Их надо исправлять или искупать, и жить дальше, а не сокрушаться о них!

— А как я могу исправить убийство человека?! Как я могу вернуть жизнь, которую сам же и забрал?!!

— Никак. Но, ты думаешь, что мне будет легче от того, что ты умрешь? Наоборот. Пока ты жив, Маэл, ты делаешь то, что должен! Спотыкаясь, ошибаясь и ломая дрова, так что щепки во все стороны летят, но делаешь! И мне тут немного легче от того, что кто-то еще думает о стране и людях.

Я слушал его, опустив голову.

— Ты много ошибок сделал, спору нет. Но самой большой твоей ошибкой будет остановиться и все бросить. Пошли! Я хотел бы с тобой еще поговорить, но времени больше нет!

— Куда?

— Увидишь! Я не смогу драться вместе с тобой, но дорогу покажу.

Радеш встал и вышел из пещеры. Я пошел за ним. Пространство, как и время, в этом месте было условным. Если знаешь дорогу, то дойдешь за пару секунд. А не знаешь, то и вечности не хватит.

На снежной равнине, отбиваясь от толпы мертвецов, сражалась Арья бледная, мокрая, с растрепанными белыми волосами, только зеленые глаза полны ярости. Я сразу увидел, что она уже устала и держится из последних сил.

Дальше для меня уже ничего не имело значения. Выхватив шпагу и даже не задумавшись о том, откуда её взял, я бросился на помощь.

Мертвые умирать второй раз не хотели. Приходилось рубить их на части и отсекать руки и ноги, чтобы они не мешали. Рядом вспыхнуло пламя. Горячий, живой огонь отпугивал мертвецов и сжигал тех, кто решался в него сунуться.