Брайан Стэблфорд - Империя страха

Он посмотрел на порезы, оставленные бронзовокожей вампиршей на его груди острым, как бритва, ножом, так, что он ничего не почувствовал и только увидел струйки крови.

Когда та спросила, может ли она сделать порезы, Майкл смутился, но только сейчас понял почему. Современные вампирши не должны пить кровь, в их распоряжении есть специальные таблетки. Но Лейла большую часть своей жизни прожила, ежедневно получая дозу крови более грубым, старым способом.

Он понял, что для нее любовь была связана с питьем крови, и с этой просьбой она обращалась прежде всего к своим любимым.

Хотя раньше Майкл никогда не думал об этом серьезно, сейчас ему стало ясно, почему бессмертные искали любовь среди обычных людей. Он всегда рассматривал это как странное извращение и доказательство утверждений о вампирах, что нечувствительность к боли делает их холодными и неспособными любить, только быть любимыми, но теперь нашел звено между любовью к кровью обычных людей.

Он прикоснулся к порезам, не кривясь от острого покалывания, давно привыкнув к терзаниям. Он думал, на что была похожа кожа его отца, расчерченная белыми шрамами, до того, как дыхание жизни превратило ее в живой мрамор, стерев память о ранней любви. Майкл никогда об этом не думал и не спрашивал отца ни о чем.

Лейла тоже проснулась, увидела, что он рассматривает порезы.

— О нет, — успокоил он, — ничего не произошло. Нет, не совсем. Но было больше радости, чем боли. Ты должна это знать.

— Я никогда не знаю точно, — прошептала она. — Никогда. У настоящей крови такой wye, какого нет у цветных таблеток, хотя мне иногда стыдно в этом признаться.

— И не надо, — сказал он. — Никаких обид. — Помолчав, он продолжил: — Мужчина может обидеться, если ему предпочтут другого — не так ли? — Он спросил это, не настаивая, но в голосе чувствовался интерес.

— Я всегда старалась не обидеть, — с иронией произнесла она.

Он подвинул подушку и лег.

— Я думаю, бессмысленно пить кровь вампира, — сказал он задумчиво.

— Это не единственное преимущество обычных людей, — заметила она,

Он покраснел, и Лейла увидела это.

— Ты должен это помнить, как мужчина, — сказала она мягко. — Когда мужчины становятся бессмертными, они лишаются не только ощущения боли, но и мужественности, как говорят некоторые, разума и духа. Бессмертные, конечно, мудреют с богатством опыта, но есть творческое горение, сохраняемое только обычными людьми. Величайшие деятели искусства всегда были обычными людьми, и даже ученые делали открытия, будучи еще смертными.

— Я не сомневаюсь в этом, — согласился Майкл с готовностью, потому что часто об этом слышал. Вслух он не сказал больше, но думал про себя: “БОЛЬ — ЭТО СТИМУЛ И ПРОКЛЯТИЕ, НЕКОТОРЫМ ОНА ПОЛЕЗНА. МОЖЕТ БЫТЬ, Я ПРИМЕР ЭТОМУ”. В чем-то он уже научился убеждать себя, но еще не верил в это до конца.

Вампирша коснулась порезов на груди Майкла, и он увидел ее золотистую руку. Потом она поцеловала его, нащупывая языком остатки крови. Он вздрогнул от ласки и скрыл свое смущение улыбкой, когда она посмотрела на него темными глазами.

— Ты это сделала, — спросил он медленно, — потому что пожалела меня?

Лейла осталась спокойной, хотя после этих слов могла пожалеть его. Поправила прядь черных волос, скользнувшую на лицо.

— Нет, — ответила она, а что еще она могла сказать, — я сделала это не из жалости. Ты разве не слышал, что мы, не чувствующие боли, не можем чувствовать жалости?

— Я не верю этому.

— Это не так, — подтвердила она. — Я знала безжалостных людей, вампиров и обычных, но боль не имеет отношения к этому. Некоторые вампиры теряют жалость, другие чувства, память, разум… Но есть вампиры, ощущающие боль, если они страдали, еще будучи простыми людьми. Эту боль не так легко устранить. Об этом глупо говорить, потому что все вампиры могут чувствовать боль, если захотят. Мы смягчаем ее только усилием.

— Да, — спокойно сказал он. — Обычные люди забывают это, я знаю.

— Люди, живущие долго, могут стать холодными, если они не хотят себя согреть. Я не говорю, что они стремятся лишиться эмоций, но некоторыми холодность овладевает незаметно. Если они не хотят этого, то могут сопротивляться. Вампиры могут любить, а способ любви не уменьшает ее меру. Наши любимые растут и изменяются, а мы нет; со временем мы теряем их, заменяем снова и снова, но не любим потерь, рады находкам. Постепенно это становится нашим ритмом жизни, как громкое медленное сердцебиение Бога.