Кристофер Сташеф - Леди ведьма

Женщины, разумеется, тоже относятся к природным явлениям, но он как-то сомневался, что они жаждут быть исследованными. И он мог сказать наверняка, что понятыми они быть не желают.

Разводной мост был опущен, привратник развалился на скамье в тени надвратной башни и, отрезая по кусочку, лениво жевал яблоко. Вдруг он застыл, услышав с башни крик часового; тут показался отряд всадников, и стражники схватились за алебарды:

— Кто идет?

— Ален, принц Грамария! — отозвался возглавляющий процессию рыцарь; за ним, блистая золотом, бархатом и перьями на шляпе, следовал принц с горделиво вздернутой головой и надменной улыбкой на губах.

— Ваше высочество! — отвесил низкий поклон привратник; бесстрастное лицо его скрывало удивление, чуть ли не потрясение от неожиданного появления высокого гостя. — К моему великому сожалению, лорд и леди Гэллоуглас нынче в отъезде!

— Неважно, неважно, если дома леди Корделия, — великодушно простил хозяев Ален. — Скажи-ка, дома ли остальные члены семьи?

— Его светлость и ее светлость отбыли на целый день, мой господин. Прошу прощения, но здесь сейчас нет никого, кроме меня, дворецкого и слуг, если не считать леди Корделии.

— Превосходно, — радостно воскликнул Ален. — Отчего же ее не считать? Потребуй-ка ее сюда!

Привратник побелел при мысли о том, как он потребует леди Корделию. Он счел за лучшее потребовать дворецкого, а тот уж пусть разбирается. В конце концов не настолько много платят привратникам.

Тем временем Корделия у себя в лаборатории варила снадобья, пополняя запас, истощенный зимними простудами, горячками и лихорадками, что одолевали крестьян из владений Гэллоугласов. Она работала в охотку, но дело это было утомительным, не говоря уже о грязи — фартук Корделии весь был заляпан вытяжками разнообразных трав и пурпурным, лиловым, розовым соком всевозможных ягод. Волосы ее были стянуты простым пучком на затылке, чтобы локоны не попали в посуду. Лицо также было перепачкано травяными экстрактами, древесным углем и копотью. Снадобье в перегонном кубе уже начало закипать, и пар заструился в змеевик, как вдруг… порог переступил дворецкий и объявил, чуть ли не умирая от страха:

— Миледи, принц Ален прибыл навестить вас. Он ожидает на террасе.

— Проклятье! — тут же пришла в ярость Корделия. — Как он посмел явиться без предупреждения! Именно в тот момент, когда закипает мое варево!

Дворецкий стоял, будто язык проглотив, и только сконфуженно разводил руками.

— Ладно, тут ничего не поделаешь! — рявкнула Корделия и снова уставилась на змеевик. В чашу закапало готовое снадобье.

Дворецкий согнулся в поклоне и с великим облегчением удалился.

Корделия решила выйти к принцу, как только реторта опустеет, а чаша наполнится. Не швырять же на ветер два часа тщательных приготовлений по прихоти этого придурка! А что до ее внешнего вида, то придется гостю принять ее такой, как есть.

Все же она пригладила волосы, сожалея, что нет времени уложить их как следует, не говоря уж о том, чтобы надеть красивое платье и вымыть лицо и руки.

На самом деле у нее не было особых причин для беспокойства.

Корделия выросла ослепительной красавицей, хотя совершенно об этом не задумывалась. И без этого дел у нее было невпроворот: лечить крестьян, учить детей, помогать женщинам в их нелегких повседневных заботах. Время от времени она выкраивала пару минут, чтобы подумать о новом платье, а то и целый час, чтобы смастерить его. Случались даже моменты, когда она принималась за новую прическу, но лишь на рассвете и только по воскресениям.

Косметика? О ней Корделия не задумывалась вовсе, да и не считала, что от таких ухищрений может быть какой-нибудь толк.

И в чем-то была права. Великолепный цвет лица, румяные щеки и губы такие алые, что никакой помадой не добьешься.

Классические черты ее лица были безупречны, а пышное тело отличалось идеальными пропорциями. Картину завершали длинные ноги и царственная осанка.

Надо сказать, что эти достоинства почти всегда были облачены в бесформенное рабочее платье суровой и ноской ткани.

В конце концов, у девушки и вправду слишком много дел.

Но даже грубая ткань не могла скрыть ее очарования — ни от кого, кроме нее самой. Корделия, конечно же, и не подозревала о своей привлекательности.

— Как он посмел? — возмущалась она, наблюдая, как в реторте испаряются последние капли. — Что за нелегкая принесла его в самое неподходящее время?