Дарья Кузнецова
Во имя Долга
Мы не знали друг друга до этого лета,
Мы мотались по свету, земле и воде.
И совершенно случайно мы взяли билеты
На соседние кресла на большой высоте.
Сплин, «Моё сердце»
Рури-Рааш, пока известная как Евгения Горохова
— Привет, мышь! — возглас на пороге заставил меня вздрогнуть и вскинуться. — А что это ты делаешь в моём кабинете?
— Корреспонденцию принесли на подпись, — я изобразила вымученную виноватую улыбку. — Семён Дмитриевич, зачем вы так подкрадываетесь, у меня чуть сердце не остановилось!
— Я не подкрадываюсь, просто мышь — существо трусливое, — ухмыльнулся мужчина, плотоядно меня разглядывая и едва не облизываясь. Под этим взглядом я занервничала ещё сильнее.
— Ну, я пойду? — смущённо предложила я, с надеждой косясь на выход.
— Ну, пойди, — разрешил он и наконец-то перестал перегораживать плечами узкий проход, позволяя мне шмыгнуть наружу, к своему рабочему месту. Удалось даже исхитриться и проскользнуть, не касаясь его мундира.
Кто бы знал, как мне всё это надоело. Семь лет! И это не считая пяти лет подготовки; больше половины жизни. Изо дня в день, год за годом переступать через себя, прикидываться вот этой проклятой «мышью», общаться с этим… ничтожеством!
Но — ничего не попишешь, это важная и нужная работа, которую кто-то должен выполнять. В принципе, я уже давно привыкла, смирилась и, честно говоря, устроилась здесь довольно неплохо. А нюансы характера начальника — мелочи, от которых никто не застрахован. Да и не они портили мне сейчас настроение, заставляли дёргаться и нервничать.
Последние пару дней меня настойчиво преследовало ощущение пристального взгляда в спину. Своему чутью я привыкла доверять, и это означало только одно: пора уходить как можно скорее. Желательно сделать это сегодня же ночью, запросив эвакуацию в очередной сеанс связи, запланированный на четверть первого по станционному времени. Я уже и так неплохо попользовалась безалаберностью и ленью своего прямого начальника, пора и честь знать.
Этот самый начальник был одновременно моим проклятьем и самой большой удачей.
Какое отвращение он у меня вызывал, не передать словами. Как, ну как можно быть… таким? Я понимаю, на детях гениев природа отдыхает, но как у такого великолепного профессионала, как генерал Зуев, мог вырасти такой бездарный сын? Более того, я и в генерале разочаровалась: опуститься до того, чтобы хлопотать о тёплом местечке для этого кретина!
Семён Зуев был воплощением всего того, что я терпеть не могла в людях и в мужчинах в частности. Твердолобый, упрямый, безответственный, самоуверенный до тошноты, бабник, да ещё совершенно не способен держать язык на привязи. А как раздражали его потуги к остроумию, обычно сводившиеся к грубым вульгарным шуткам «ниже пояса»! И всё это только осложнялось великолепным экстерьером, добавлявшим мужчине гордости за себя, любимого.
При этом, что особенно злило, пах он именно сильным и опасным мужчиной; приятно пах, в общем. Но то были голые инстинкты, им не объяснишь, что помимо физической силы и уверенности в себе от самца требуются некоторые другие полезные качества. И этим самым инстинктам майор Зуев очень нравился, и это тоже раздражало, и тоже помогало в работе: дополняло портрет скромной блеклой девочки, смущающейся от каждого откровенного взгляда.
С профессиональной точки зрения от такого характера начальника я только выигрывала. Через его руки проходила уйма полезной и важной информации, к которым я имела свободный доступ. Но как можно быть таким ничтожеством, и рваться при этом на такое ответственное место?! Вот же… позор всего человечества! Скорее бы оказаться от него подальше.
Весь день я провела в тревоге. Она заметно сгущалась и заставляла меня то и дело нервно озираться и кусать ногти, хотя на первый взгляд ничто не предвещало проблем. Рабочий день шёл как обычно; Зуев куда-то звонил, что-то читал, с кем-то общался, слонялся по кабинету. В общем, изображал бурную деятельность. Потом куда-то убежал, даже не закрыв за собой дверь, и вернулся часа через два, с довольным видом обнимая Хелен, девочку из картотеки: глупенькую, но очень красивую блондинку с умопомрачительной фигурой. Бросил мне на стол корреспонденцию к отправке и, вдруг остановившись на пороге кабинета, обернулся, как будто что-то вспомнив.
— И вот ещё, после конца дня не уходи, у меня к тебе… дело будет, — многообещающе улыбнулся он.
Читать дальше