— Я уже сказал, милая, это просто сделка…
— Это правда. — Брес сам от себя не ожидал такой реакции, но он вздрогнул, когда прозвучал этот тихий, надтреснутый, невероятно утомленный голос. — Если позволите, я произнесу свое слово.
О, нет, только, мать его, не это. Предчувствуя собственное разоблачение, Брес напрягся и уставился на Айрис немигающим взглядом: «молчи, чтоб тебя!»
— Почему бы и нет? — Бросила ядовито Ина. — Говори.
— Он не солгал вам. Это действительно сделка. Просто на других условиях.
— На каких же?
Момент истины настал. Прощай свобода, которой он не предавал значения.
— Я не могу разглашать детали контракта, это только между его участниками.
— А я, соплячка, могу порешить тебя прямо здесь и сейчас, наплевав на контракт и его детали! — Угроза прозвучала громогласно и в полной мере устрашающе.
Но, казалось, совершенно девушку не задела.
— В вашей власти, — Ответила Айрис все так же едва слышно и спокойно, — делать со мной, что хотите. Правда от этого не изменится. Ваш фаворит не виноват перед вами.
Инанна глянула на нее свысока и расправила плечи, словно кошка, которая распушила шерсть, желая казаться еще более величаво и внушительно. Богиня сомневалась (снова), а Айрис молчала. Потому Брес взял ситуацию в свои руки.
— Слышишь? Ты можешь верить мне, Ина. Я желаю только тебя, а до нее мне нет никакого дела! — Женщина перевела свой пронизывающий взгляд на его лицо. И то, что выдал Брес в следующий момент, казалось, спасет его, а на самом деле сгубило: — Ну, хочешь, убей ее.
Ему думалось, смерть — лучший выход. Мертвые не говорят, потому его тайна будет надежно сохранена этой женщиной. Второй плюс: Инанна, уничтожив свою «соперницу», выместит свой гнев на ней, а не на нем. В-третьих, смотря в данный момент на Айрис, создавалось впечатление, что смерть для нее — милость. Так что пусть поблагодарит его за снисхождение.
— Убить? — Хохотнула Ина, и Айрис, словно тоже углядела в его словах шутку, покривила губы в ухмылке.
— Как еще мне доказать тебе, что мои слова — читая правда?
— Убить?! — Повторила нараспев Ина, начиная откровенно смеяться. Но не весело, а зло, оскорбительно. — Что ж, теперь я уже не сомневаюсь…
— Отлично.
— Я не сомневаюсь в том, что ты полностью заслуживаешь то, с чем я явилась сюда изначально! — Развеяла она его надежды решительно. — Я все ждала, когда ты изменишься, Брес, когда ты повзрослеешь. Когда станешь мужчиной в полном смысле этого слова. Твои постоянные измены и все новые и новые прихоти терпеть было нелегко, но сносно. Но я не стану и другим не позволю терпеть в тебе малодушие, подлость и непомерную низкую гордыню.
— Не станешь… не позволишь… как это понимать? — Пробормотал недоуменно Брес, еще не веря в то, что в данную минуту решается его судьба. Крики Инанны обычно означали его скорое прощение.
— А понимать это следует так! Ты с этой самой секунды изгнан с небес. Тебе и это нужно объяснять? Я проклинаю все низкое, бесчестное и гадкое в тебе. А ты этим переполнен сверх меры, потому можешь считать, что я проклинаю тебя. Хочешь знать, зачем я так поступаю? Нет, причина не в твоей измене. Ее не было, я верю. Но верю не тебе, а этой женщине, которая непонятно зачем защищает тебя. Ценой своей скоротечной, нищенской, убогой жизни. То есть самого дорогого, что есть у человека! И почему, объясни мне, почему же злодейка, заставившая тебя пойти против твоего желания и совести, кажется мне благороднее, смелее и честнее, чем ты, бог? Думаешь, ты достоин носить это слово, этот венец? Думаешь, люди должны тебе поклоняться? Да самая жалкая из этих людей лучше тебя, Брес. Лучше! — Обличающе кричала Ина, тыкая пальцем в Айрис.
— Брось, ты же так не думаешь на самом…
— Все, что я слышу от тебя — сплошные оправдания! Тебе стоит многому научиться. Признавать свою вину, к примеру.
— Моей вины нет в том, что…
— И остальные со мной, несомненно, согласятся. С этих самых пор ты изгнанник, Эохайд Брес. И ты не сможешь вернуться до тех пор, пока не искоренишь свои гнусные пороки. Давно пора было заняться твоим воспитанием…
— Ладно-ладно, не горячись, Ина, я же знаю, ты не серьезно. — Поспешно проговорил Брес, решая для своего же блага, наступить на гордость: — Я уже все осознал и раскаялся.
— Мое слово твердо. Ты не вернешься в круг своей божественной семьи до тех пор пока… — Она задумалась, восстанавливая дыхание. — Раз ты так не ценишь человеческие самоотверженность и смелость, раз для тебя растоптать женщину — ничего не стоит, твоим проклятьем будет прибывать на земле до тех самых пор, пока ты не спасешь пятерых из них. Пять женских душ.
Читать дальше