Дарья Кузнецова - Симфония для пяти струн (СИ)

— Мы знакомы, — иронично усмехнулся Аль. — Прошу простить мой внешний вид; Сарк человек рассеянный, и о том, что у него будут сегодня гости, не предупредил, — он развёл руками. Честно говоря, не скажи он этого, Оли и не заметила бы, что этот «ужас, летящий на крыльях ветра» (как дословно было написано в энциклопедии) щеголяет в одних штанах на босу ногу, демонстрируя весьма неплохую физическую форму (это Олея отметила рефлекторно, по привычке оценивать внешние данные всех встречных мужчин) и сложную обширную абстрактную татуировку на всю грудь. При взгляде на эту чёрно-синюю контрастную картину на светлой коже перед глазами начинало рябить и расплываться, а в очертаниях чудился то хищный волчий оскал, то какие-то клубки шевелящихся змей.

— Вы знакомы, — обречённо пробормотала себе под нос Оли. Потом добавила, уже громче: — Да ладно, что уж там, пустяки.

Неловкое молчание толком не успело оформиться. Кухонная дверь распахнулась (Олее показалось, что за ней мелькнула улица; но точно поручиться девушка бы не смогла), и все предыдущие вопросы мигом ушли на второй план.

На пороге стояла Ау. Бледная в голубизну, взъерошенная, босая, в тонком халатике, она обвела пустым взглядом присутствующих. Когда взгляд остановился на медленно поднявшейся Оли, в глазах неожиданной гостьи мелькнуло узнавание, ужас, а потом она в слезах бросилась к подруге.

— Оли! Папа… Он… я… это я виновата!

Крепко обнимая истерично рыдающую подругу, которую бил озноб, Олея обвела мужчин совершенно диким взглядом. Потом вздрогнула, опомнившись.

— Ау, родная моя, ну, успокойся, всё хорошо! Что случилось? Почему ты в таком виде? Тебя кто-то обидел? Что с твоим папой? Ау, успокойся, не пугай меня так, — Оли и сама была готова разреветься от волнения и переживания за утешаемую, с которой явно случилось что-то очень плохое.

— Так, стоп, — очнулся хозяин дома. — Карт, бар там, — он махнул рукой и подошёл к девушкам. Осторожно положил ладонь на затылок рыдающей гостьи, мягко поглаживая, и прикрыл глаза, сосредоточившись. Рыдания постепенно стали стихать.

Следователь безропотной тенью скользнул в указанном направлении, достал бутылку с каким-то крепким напитком. Булькнул в стакан, залпом выпил. Закашлялся, недоумённо оглядел пустой стакан и налил ещё, на этот раз протянув стакан хозяину дома. Тот, покосившись на друга, сам тоже от души хлебнул. Потом вздохнул, на взгляд оценив оставшееся количество жидкости в несколько глотков, отнял руку от головы пациентки… тьфу, гостьи, и слегка потянул её за плечо.

— Саена, выпейте, пожалуйста. Только залпом.

— Саена, выпейте, пожалуйста. Только залпом, — мягко велел смутно знакомый голос.

Я схватила предложенный стакан и, не задумываясь, махом выпила. По горлу прокатился сгусток огня, смачно плюхнувшись в желудок. Из глаз вновь брызнули слёзы, только уже по другой причине. Вместе со слезами наружу рванулся захлёбывающийся кашель.

— Присядьте, присядьте и успокойтесь, — меня едва не силком куда-то посадили. — Саена, вы понимаете, где находитесь? — мягко спросил всё тот же голос. Я, утирая кулаком глаза, качнула головой и огляделась.

Какая-то незнакомая кухня. Я сижу на стуле, в домашнем халате и почему-то босиком. Мне холодно настолько, что я уже не чувствую ног. Передо мной на корточках сидит мужчина в белой рубашке. Рядом стоит Оли в элегантном вечернем платье, крепко обнимая меня за плечи; явно встревоженная и даже напуганная. Несколько в стороне замер тар Аль, тоже не совсем одетый, и неотрывно меня разглядывает. Встретившись со мной взглядом, он торопливо опустил глаза. Уже почти не удивившись лёгкости и неподконтрольности мне этого процесса, я «окунулась» в его грозовую музыку. Но в этот раз подобная процедура подействовала отрезвляюще, как будто меня в прямом смысле макнули пару раз головой в холодную воду.

Я смогла удивиться, почему Оли и незнакомый блондин явно в вечернем, а мы с таром Алем — едва не неглиже и смутиться этому факту. Правда, конкретное предположение, что здесь происходит и где мы, собственно, находимся, сформироваться не успело: я вспомнила.

Вспомнила оглушающий грохот лопнувшей струны, который меня едва ли не контузил. Вспомнила, как бежала по улице; вернее, один отрывок, когда я упала, потеряв тапок, а потом поднялась и, отшвырнув второй, побежала уже босиком. Вспомнила тонкий, едва различимый звук флейты, ведущий меня через шумную какофонию, которой мне казался город, — именно с флейтой у меня всегда ассоциировалась подруга.