Клиффорд Саймак - Там, где обитает зло

Харкорт сделал шаг назад.

– Это гарпия, – сказал он. – Я знаю, это гарпия.

– Но она ранена, – сказал аббат. – Вон торчит стрела. Она страдает.

– И пусть страдает, – сказал Шишковатый. – Она приползла сюда умирать, так дайте ей умереть.

Аббат нагнулся и заглянул в кусты.

– Это не по-христиански, Шишковатый, – сказал он укоризненно. – В тяжелую минуту мы оказываем помощь даже смертельному врагу.

– Ну, окажи ей помощь, – сказал Шишковатый, – и она уж постарается тебя прикончить, пока ты будешь этим занят. Отойди-ка подальше. Бога ради, отойди подальше.

Аббат не шевельнулся, и Харкорт, снова подойдя к нему, протянул руку, чтобы оттащить его назад. Но он еще не успел до него дотянуться, как гарпия выскочила из кустов и кинулась на аббата. Сбив его с ног, она распростерлась на нем, терзая его ноги костистыми лапами, а клыкастой пастью подбираясь к его горлу.

Харкорт выхватил меч, но еще раньше, чем он сделал выпад, на гарпию бросилась Иоланда, высоко подняв свой кинжал. Кинжал опустился, снова поднялся и вновь опустился, из-под него брызнула кровь. Гарпия обмякла и свалилась с лежавшего на земле аббата. Иоланда, стоя на коленях, продолжала наносить удары.

Харкорт осторожно оттащил ее и помог подняться на ноги. Аббат сел, и Харкорт опустился рядом с ним на колени. Сутана аббата была в крови.

– Ох, мои ноги! – задыхаясь, простонал аббат. – Они горят огнем там, где вонзились ее когти. И еще она укусила меня в плечо.

Шишковатый склонился над аббатом.

– Давай-ка посмотрим, что там у тебя, – сказал он.

– Она впилась бы мне прямо в глотку, если бы я ее не оттолкнул, – продолжал аббат. – Если бы она впилась мне в глотку…

– Знаем, знаем, – перебил его Харкорт. – Только ведь она до глотки не достала. Покажи, что она тебе сделала.

Он принялся развязывать на аббате пояс.

– У меня есть мазь, – сказал Шишковатый, – чтобы лечить раны. От нее будет сильно жечь, но тебе придется потерпеть. Гарпии питаются падалью, и ее пасть могла быть ядовита.

Он отошел и вернулся с баночкой мази, которую достал из своего мешка.

– Теперь перестань голосить, – строго сказал он аббату. – Мы будем тебя лечить, а ты своими воплями нам мешаешь.

Сняв с аббата сутану, они увидели, что его ноги изодраны в кровь, а на плече из глубокого укуса сочится кровь.

– Держите его, – сказал Шишковатый. – Эта мазь жжется, как адское пламя. Держите его как можно крепче. Я должен как следует ее втереть.

Аббат вопил, визжал и бился, но Харкорт с помощью Иоланды держал его, пока Шишковатый втирал свою мазь. Когда аббата наконец отпустили, он сел, скривившись от боли.

– Могли бы быть со мной поласковее, – пожаловался он. – С людьми в моем сане нельзя обращаться так грубо. А ты, – он повернулся к Шишковатому, – мог бы не так стараться, никакой необходимости в этом не было.

– Я хотел покончить с этим побыстрее, – сказал Шишковатый, – Но мазь надо втирать как следует, иначе от нее не будет никакой пользы.

Харкорт натянул на аббата сутану и принялся снова завязывать пояс. Аббат оттолкнул его руку.

– Я прекрасно могу сделать это и сам, – сказал он.

– Сварливый у нас больной, – заметил Шишковатый. – Никакой благодарности за все, что мы для него сделали.

Иоланда подобрала кинжал, который уронила на землю, и вытерла его сначала о траву, а потом о свой плащ, уже давно не белый, а заляпанный грязью и весь в жирных пятнах. Теперь, когда к этому прибавилась еще и кровь с кинжала, он стал выглядеть особенно живописно. Подойдя к мертвой гарпии, Иоланда ногой перевернула ее на спину. Из тела гарпии торчал обломок стрелы.

– Ничего этого не случилось бы, – сказал Шишковатый, – если бы мы оставили ее в покое. Она бы все равно издохла. И нечего было ее трогать. Когда видишь змею с перебитым хребтом, не надо пытаться ее вылечить. Я ведь тебя предупреждал, – повернулся он к аббату. – Говорил, чтобы ты отошел подальше. Но ты со своей мудреной христианской этикой…

– С самого начала, как только мы отправились в путь, ты позволяешь себе отпускать ехидные замечания по поводу моих христианских чувств, – огрызнулся аббат. – Вот что я тебе скажу – что бы ты ни думал о моей христианской этике, она куда лучше любой другой. И той, которой придерживаешься ты, в том числе.

– Я никакой этики не признаю, – ответил Шишковатый. – С точки зрения любой религии я совершеннейший безбожник, ведь я вообще ни во что не верю. Я только не могу понять, почему так изменились твои взгляды. В первый же день ты со своей огромной булавой набросился как бешеный на тот лесной бугор и сровнял его с землей, даже не зная, что это такое. А теперь, очертя голову и невзирая ни на какие предупреждения, кидаешься на помощь заклятому врагу, и, больше того…