Терри Пратчетт - Финт

– Да не вырывайся ты. Голова совсем не варит, что ли? Молчи и делай, как велю!

Кухарка открыла дверь и повлекла гостя вниз по каменным ступенькам в пахнущую соленьями комнатушку. Захлопнув дверь за собою, она слегка помягчела и объяснила:

– Эта старая кошелка, экономка то есть, будет клясться и божиться, что ты ночью стянул то и это, и уж можешь не сомневаться, что побрякушки на самом-то деле осядут в ее собственных карманах. Так что если ты здесь с кем и задружился, вся дружба тут же и испарится, что утренняя роса. Хозяева-то – они люди порядочные, всегда купятся на жалостную историю честного трудяги на мели или падшей женщины, которая пытается подняться, уж сколько я их тут перевидала. И скажу я тебе, что очень многие такие истории – чистая правда, уж кому и знать, как не мне.

Сколь можно более вежливо Финт попытался убрать с себя ее руки. А то кухарка ощупывала его куда ниже, чем диктовала необходимость, причем с явным энтузиазмом и с характерным блеском в глазах.

Проследив выражение его лица, она воскликнула:

– Да я ж не всегда была жирной старой кошелкой; когда-то споткнулась, было дело, но тут же прыг – и снова на ногах. Вот так и надо, парень. Любой способен подняться, если закваски хватит. Нет уж, я не всегда такая была; чес-слово, ты б здорово удивился, а может, и развеселился бы и, правду сказать, в паре случаев, пожалуй, что и засмущался бы.

– Да, хозяюшка, – смиренно согласился Финт. – И, будьте добры, хватит меня лапать.

Кухарка расхохоталась – подбородки так и заходили ходуном, – а затем, посерьезнев, произнесла:

– Судомойка мне рассказала, ты этой ночью вроде как помог спасти какую-то славную девчушку от головорезов, а я-то знаю – знаю доподлинно! – что тебя точно в чем-нибудь да обвинят, если я не растолкую тебе, что почем. Так вот, малыш, отдавай-ка добром тетушке Куикли все, чем успел поживиться, а я уж позабочусь о том, чтоб вернуть вещички по местам. Мне эта семья по душе, и я не потерплю, чтоб их грабили, даже такой бойкий парнишечка, как ты. Так что кайся давай в своих грехах, и все тебе простится, и выйдешь ты отсюда без единого пятна на репутации, и хотелось бы мне сказать то же о твоей одеже. – Она оглядела его штаны – и неодобрительно поморщилась.

Финт с ухмылкой протянул ей одну-единственную серебряную ложку:

– Ложечка, одна, и то только потому, что я ее в руке держал, когда вы меня сюда вниз потащили. – Затем он предъявил колоду карт. – А это, хозяюшка, мне дал сам мистер Диккенс.

Тем не менее кухарка, уже с усмешкой, снова ощупала его сверху донизу, обнаружила нож, кастеты и короткий ломик; это все она демонстративно проигнорировала, но велела гостю снять заодно и башмаки для осмотра, поморщилась, картинно зажала нос и дала понять: пусть обувается снова, да побыстрее. И весело осведомилась:

– Что, даже в заднице пусто? А что такого, не ты первый, не ты последний. Нет, проверять не полезу; у тебя на ребрах мясца-то поболе, чем обычно у таких, как ты, а это значит, что либо ты чист перед законом, либо чертовски умен; лично я ставлю на второе и очень удивлюсь, если верно первое. А теперь мы чего сделаем: я протащу тебя наверх и буду на тебя, на паршивца такого, орать, чтоб услышала старая кошелка. А орать я буду вот что: я-де тебя обыскала с ног до головы, рискуя собственным здоровьем, и вышвыриваю тебя с пустыми руками. После того я вроде как выкину тебя за дверь пинком ноги, и вновь за работу, а работать мне будет тем приятнее, ежели представлю, как старая мерзавка кипит и клокочет, точно котел с пчелами. – Кухарка оценивающе пригляделась к Финту и промолвила: – Ты ведь тошер, так?

– Точно, хозяюшка.

– Слыхала я, работенка эта не из легких да за жалкие гроши.

Правило номер один: никогда не болтай лишнего. Так что Финт уклончиво отозвался:

– Ну, это как сказать, хозяюшка, зарабатываю как могу.

– Ладно, пошли, разыграем наш спектакль для тех, у кого ушки на макушке, и ступай себе, да помни – если тебе друг понадобится, ты приходи повидать Куикли. Я серьезно: если я чем смогу помочь, так ты только свистни. А ежели мне туго придется да я постучусь в твою дверь – ты уж не запирайся.

Снаружи солнце едва проглядывало сквозь завесу дыма, тумана и хмари, но для таких, как Финт, стоял белый день. Немножко солнышка – в самый раз, кто ж спорит, под его лучами одежка быстрее просыхает; но Финт любил сумрак и, по возможности, клоаку, а прямо сейчас его неодолимо тянуло в уютную темноту.

Так что он подцепил ломиком крышку ближайшего канализационного люка и спрыгнул вниз, где, кстати, оказалось не так уж и плохо. Благодаря вчерашней грозе в канализации сделалось чуть терпимее. Там, впотьмах, наверняка уже рыщут и другие тошеры, но Финт золото и серебро нюхом чуял.