Оливер Боуден - Assassin's Creed. Ренессанс

– Но что Богу делать в подземелье?

– Он ждет, когда Его освободят.

Эцио шумно вздохнул:

– Допустим, я поверю твоим словам. И что, как ты думаешь, сделает Бог, когда ты сумеешь открыть дверь?

– Меня это не волнует, – улыбнулся Борджиа. – Мне нужно не Его одобрение, а Его власть!

– И ты считаешь, что Бог безропотно отдаст ее тебе?

– Что бы ни находилось по другую сторону стены, оно не сможет устоять перед объединенной силой Посоха и Яблока. – Испанец помолчал. – Эти орудия были созданы для свержения любых богов, к какой бы религии те ни принадлежали.

– Но Господь Бог является вездесущим и всемогущим. Неужели пара древних штучек может причинить Ему вред?

Родриго высокомерно усмехнулся:

– Мальчик мой, ты ничего не знаешь. Ты представляешь Бога, каким Он описан в старой книге, составленной людьми.

– Но ты же папа римский! Как ты можешь отрицать священный текст своей Церкви?

– Неужели ты и впрямь так наивен? – засмеялся Испанец. – Я стал папой потому, что мне нужна власть! Знай: я никогда не верил ни единому слову этой глупой книжонки! Все написанное там – ложь и предрассудки. Таковы и остальные якобы священные книги, написанные людьми с тех пор, как они изобрели письменность!

– За подобные речи тебя могли бы убить, не посмотрев, что ты папа.

– Возможно. Но мне это не мешает спокойно спать. – Он опять помолчал. – Видишь ли, Эцио, тамплиеры презирают человечество вовсе не потому, что они такие злодеи. Просто мы очень хорошо понимаем суть рода людского.

Ассасин в ужасе продолжал слушать словоизлияния тамплиера.

– Когда я завершу мои здешние дела, – продолжал Родриго, – то займусь разрушением церкви. Пусть люди наконец возьмут на себя ответственность за свои поступки! И будут судимы за них, а не за какие-то там грехи. – Борджиа блаженно улыбался. – Новый мир тамплиеров будет удивительно красивым. Мир, управляемый Разумом и Порядком…

– Тебе ли говорить о разуме и порядке, когда твоей жизнью правили жестокость и безнравственность?

– Эцио, я знаю о своем несовершенстве. – Испанец с притворной набожностью сложил ладони. – Но в этом мире нравственность не вознаграждается. Берешь то, что можешь взять, и стараешься не выпустить из рук. Вот правило этого мира. И потом, – он развел ладони, – живем-то мы всего один раз.

– Если бы все жили по твоим принципам, мир погряз бы в безумии, – возмущенно произнес Аудиторе.

– Да ну? Можно подумать, люди никогда так не жили! – Родриго ткнул в него пальцем. – Ты никак проспал свои уроки истории? А тебе наверняка рассказывали, что еще несколько сот лет назад наши предки жили в полном дерьме и беспросветном невежестве. Религиозный фанатизм заменял им знания. В каждом углу им мерещился дьявол, отчего они боялись собственной тени.

– Но человечество с тех пор прошло большой путь, став сильнее и мудрее.

– В каком прекрасном сне ты живешь! – снова засмеялся Борджиа. – Оглянись вокруг. Нескончаемые кровопролития. Насилие всех видов. Пропасть между богатыми и бедными, которая почему-то становится все шире. – Его глаза вперились в Эцио. – Здесь никогда не будет равенства. Я с этим смирился. Пора бы смириться и тебе.

– Никогда! Ассасины всегда будут бороться за лучшую участь для человечества. Быть может, рай на земле – недостижимая мечта, красивая утопия, но мы не оставляем надежд. Каждый день, проведенный нами в борьбе, помогает людям выбираться из болота.

– Sancta simplicitas! [169]– вздохнул Родриго. – Прости меня, но я устал ждать, когда человечество проснется. Я стар. Я достаточно повидал на своем веку, и жить мне осталось не так уж много…

Он вдруг умолк, потом хрипло засмеялся:

– Хотя кто знает? Возможно, сокровищница изменит и это?

И вдруг Яблоко засветилось. Его свет становился все ярче, пока не стал ослепительным. Родриго упал на колени. Щурясь и прикрывая глаза ладонью, Эцио увидел, как на стене, испещренной отверстиями, появилась карта из Кодекса. Он схватил Посох и подошел ближе.

– Нет! – закричал Испанец, силясь отнять Посох, но его скрюченные пальцы хватали лишь воздух. – Ты не смеешь туда войти! Не смеешь! Это мое предназначение. Мое! Я – Пророк!

Только сейчас Аудиторе с предельной ясностью понял то, что его собратья-ассасины увидели еще давно, в Венеции, но с чем он тогда не пожелал согласиться. Пророк действительно находился здесь, в этом помещении, и готовился исполнить свое предназначение.

Ассасин посмотрел на Великого магистра, испытывая почти что жалость.