Колин Уилсон - Мир пауков - Маг. Страна призраков (сборник)

Неосвоившемуся глазу не было никаких ощутимых подсказок. Снег на земле запорошил все следы. Сад, границу которого образовывало впередистоящее здание, отделялся от смежных участков высокими стенами. В десятке шагов от двери росла молодая пальма. Дальше шли спутанные заросли сорной травы и невысоких кустов, где при желании можно неплохо спрятаться. Взыскательно оглядев дерево с более близкого расстояния, Найл обратил внимание на несколько свежесломленных веточек – верный признак того, что здесь кто-то недавно был. Но больше жесткая земля не выдавала ничего.

Найл проник через кустистую поросль вплоть до дальней стены; буйно разросшиеся травяные космы убедили его, что здесь не то что вчера – три месяца назад никого не было. А когда уже отправился назад, взгляд приковало нечто, заставившее замедлить шаг. Возле садовой стены в углу лежала груда пальмовых листьев, эдак равномерно, веером. Смотрелись они при этом настолько естественно, что Найл заметил их по чистой случайности. Тут он поднял голову и увидел, что на молодой пальме нет листьев. Кто-то буквально обтесал ее верхушку, оставив голый ствол. А в полуметре от обтесанной верхушки сиротливо висел обрывок веревки.

Тут до Найла наконец дошло. Дерево было примерно в два человеческих роста – точное расстояние от него до двери в сад. Дальнейшие поиски в поросли вывели на низкорослое деревце, к корневищу которого был привязан другой конец веревки. Молодая пальма была отогнута на манер катапульты. Когда паук, шагнув из дверного проема, поколебался при виде ночного сада, кто-то перерезал веревку и дерево хватило под стать исполинской пружине. Очевидно, Скорбо стоял чуть сбоку или в последний момент сместился: дерево размозжило ему лапы и прибило к земле…

Найл возвратился к дверному проему и поглядел вниз на кровавые пятна. Они ясно подчеркивали правоту его догадки. Кровь от удара хлестнула фонтаном, на стене отпечатались продолговатые, с кисточками, султанчики брызг. А в паре метров, плохо различимый в снегу, валялся треугольный осколок паучьего черепа, к внутренней стороне которого пристыл кусочек мозга. Но удар дерева размозжил лапы, не череп. Это могло означать лишь одно: пока паук был оглушен, кто-то специально размозжил ему темя, рассчитывая повредить мозг, чтобы не последовало сигнала тревоги.

Найл невольно содрогнулся. Он недолюбливал Скорбо, однако ужасала сама дикарская жестокость нападения. Ощущение было такое, будто он сам находился рядом и видел все своими глазами.

Неожиданно пробравший озноб дал понять, насколько Найл продрог; мышцы лица одеревенели, а ресницы будто смерзлись. Он возвратился через пустой дом по своим следам. Передняя дверь заперта была клином – деревянным брусом. Найл, поднатужась, выдернул его и вышел наружу, на площадь.

Когда пробирался обратно, погружая ноги в свои же глубокие следы, вспомнилось волнение, охватившее при виде из окна спальни первого в его жизни снега. Снег превращал мир в подобие сказки. Теперь же он был просто холодным, мешающим ходьбе и каким-то… будничным.

Кто-то разжег огонь в большом камине напротив центральной двери. Вид пляшущих под зевом трубы языков пламени вызывал в душе лучистое, отрадное чувство; поневоле становилось ясно, отчего древние считали огонь божеством. А остановившись перед полыхающими поленьями и наблюдая, как стаивает с одежды снег, Найл подивился ноющей боли в пальцах, когда кровообращение вошло в норму.

В примыкающем к спальне покое Джарита, личная служанка Найла, затопила печь и накрыла на низеньком столике завтрак: холодное мясо, сушеные фрукты, мед, подслащенное молоко и свежеиспеченный хлеб. Прежде чем садиться за еду, Найл переоделся в сухое: свободный, удобный шерстяной балахон и шлепанцы с опушкой. Затем он, скрестив ноги, сел на шелковые подушки, отломил от горячего каравая корочку и намазал ее маслом и медом. Обычно это время суток нравилось Найлу больше всего – предшествующий работе час, когда можно было, не отвлекаясь, поесть и поразмыслить о невероятных превратностях судьбы, переметнувших его из пещеры в пустыне на трон правителя пятидесятитысячного города. Для Найла это был важный час; подсознательный ум, все еще ошеломленный быстротой перемен, не успел полностью освоиться. Случалось, Найл просыпался среди ночи и, думая, что он в подземной норе, спохватывался, где же родня…

Однако нынче утром не получалось ни расслабиться, ни воздать должное еде. В голову лезли лишь нелегкие мысли о том, кто же убил Скорбо и зачем. Оба вопроса заставляли теряться в догадках. Да, в городе полно ненавистников Скорбо, которые возликовали бы, заслышав весть о его гибели. Но ни у одного из них недостало бы ни отваги, ни дерзости заманить его в ловушку. Эти люди пробыли в рабстве у пауков так долго, что собственная воля у них полностью атрофировалась – помыкай ими как хочешь. И бесполезно лелеять надежду о расплате или возмездии: пауки горазды читать их мысли проворнее, чем Найл – книги.