Армин Кыомяги - Луи Вутон

Но вдруг, когда на глазах еще оставалась пахучая пена, я услышал звук. Звук, явно далекий от натурального. Звук, не имеющий связи ни с живым организмом, ни с природным явлением. Со мной разговаривала машина. Огромная и грохочущая, которую тянул или толкал тяжело дышащий мотор. С колотящимся сердцем я по-обезьяньи быстро ополоснул лицо и поднял голову от ванны, размером с внутренний водоем. В поле моего зрения въехал поезд.

Поезд! У меня подогнулись колени. Он приближался по ведущей из города железнодорожной ветке, впереди весь в пятнах ржавчины дрожащий от напряжения тепловоз, выбрасывающий густое облако черного дыма и копоти, за ним тянулся и терялся вдали за поворотом длиннющий состав из мазутных цистерн и вагонов. Что за чертовщина? Что, на хрен, все это значит?

Инстинктивно пошлепал к берегу, пытаясь разглядеть в кабине машиниста фигуру человека. Конечно, с такой дистанции быть в чем-либо уверенным нельзя, только как я ни напрягался, но видел в окнах кабины одну пустоту, и больше ничего. Не одевшись, я побежал. Внутри боролись два противоположных чувства. С одной стороны, радость оттого, что все-таки в мире что-то происходит, кто-то еще остался и, значит, я не одинок, слава тебе, Господи! И т. д. С другой стороны, мною овладел настоящий ужас, ведь в кабине-то никого не было! Поезд едет самостоятельно, по незримому приказу кого-то свыше. И что происходит? Он увозит нефть. Куда? На восток. Возвращает туда, откуда она предположительно привезена. В Россию. Зачем? Что у них в планах? Закачать нефть обратно в скважины и в гигантской секретной подземной лаборатории расщепить ее на частицы, чтобы затем по молекулам вновь смонтировать исчезнувший миллионы лет назад мир с его влажностью, сочной растительностью и парком острозубых динозавров? Черт! Взглянул на себя – голое, мокрое и дрожащее, слабое и напуганное млекопитающее. Вот же ж…

На автомате, не раздумывая, я прыгнул в Субару и кинулся вслед за поездом. Меня интересовало, куда он направляется и действительно ли едет сам. Вначале все было просто. Дорога от парковки шла как раз вдоль нужной мне железнодорожной насыпи. Поддал газу, чтобы догнать локомотив, отмеченный черным облаком дыма на фоне голубого неба. Облако быстро разрасталось. Догнал замызганные цистерны и еще прибавил скорости. Уже был почти вровень с тепловозом, когда дорога резко повернула направо. Ммм… Долю секунды прикидывал, смогу ли ехать напрямик по кочкам, но увидев впереди кусты и старые развалившиеся производственные здания, от этой безумной идеи отказался. Тем временем дорога все дальше уводила меня от поезда. Хоть я и вглядывался с тревогой в его сторону, но тепловоз был уже недосягаем для глаз, и понять что-либо было невозможно. Примерно через километр две дороги вновь сблизились, и я попытался соразмерить свою скорость со скоростью состава. Смотрел в боковое окошко. Напрягал зрение. Есть там в кабине кто? Посигналил. Должен же, черт возьми, быть. Разве моя машина могла бы ехать вот так же, без меня? Но тут, сам не знаю почему (надо благодарить Бога за это неосознанное движение), я отвернулся от поезда и глянул вперед. Глаза чуть не выскочили из орбит. Прямо передо мной поперек дороги стоял длинный рефрижератор с прицепом. В отчаянии вдавил в пол педаль тормоза, хотя и успел понять, что все напрасно. Избежать столкновения мне не удалось. Раздался жуткий грохот и …

Очнулся через несколько минут в полнейшей тишине. Осторожно приоткрыл глаза, но ничего кроме бесконечной белизны не увидел. Смерть – было моей первой мыслью. Белая и безмолвная, очищенная от всех ощущений. Удивительно, ведь я всегда представлял себе смерть темной и грозной, а такая ослепительная белизна – вот так сюрприз. Однако я не умер. Постепенно мое тело начало просыпаться. Ему было больно и, проклятье, эта боль все росла и росла, как какой-нибудь чертов испанский помидор в китайской теплице. Потом потихоньку стал возвращаться слух. С легким шипением отлетала душа заключенного в адово пекло цилиндров двигателя внутреннего сгорания, откуда-то издалека доносился монотонный механический ритм – словно играла забытая испорченная пластинка с индустриальной рунической песней. Белая бесконечная масса перед моими глазами стала обретать более четкие контуры и оказалась воздушной подушкой безопасности. Медленно откинулся на спинку и осторожно опустил глаза. Ремни оставили на мякоти тела два глубоких пореза. В салоне было полно осколков стекла, сверкающих в утреннем солнце и явно радующихся своему освобождению. Из моих множественных ран сочилась любопытная и мрачная кровь – в поисках дороги она образовывала ручейки, они, сливаясь, превращались в небольшие речушки, которые в свою очередь текли и терялись в темной поросли паховых камышей, образуя там широкую и липкую дельту. Эта занимательная топография порождала мазохистское желание каждый брод отметить красной кнопкой.