Кэсс Морган - Сотня - Сотня. День 21. Возвращение домой

Голос Октавии задрожал, и все разом замолчали.

– Дома, в Колонии, я никогда не думала, что могу кому-то навредить. Кража казалась мне просто способом заполучить то, что я хочу. Я считала, что у каждого есть право спать по ночам. И не просыпаться от кошмаров, которые как будто царапают голову изнутри.

Октавия опять глубоко вздохнула и закрыла глаза. Когда они распахнулись, Беллами заметил, что в них закипают слезы.

– Я думала только о себе, и мне было очень страшно. Но я никогда не хотела ничего плохого ни Талии… вообще никому, – Она повернулась к Кларк и проглотила всхлип, который, казалось, вот-вот должен был сорваться с ее губ. – Мне очень жаль. Я знаю, что не заслуживаю прощения, но прошу дать мне шанс начать все сначала. – Она вздернула подбородок, огляделась и, заметив Беллами, слегка улыбнулась ему. – Наверно, все здесь хотят начать сначала. Я знаю, многие из нас делали такое, чем нельзя гордиться, но у нас есть возможность измениться. Я понимаю, что многие из вас считают меня конченой, но я хочу попробовать стать другой. И постараться сделать Землю миром, где нам всем захочется жить.

Сердце Беллами преисполнилось гордости. Перед глазами все поплыло от навернувшихся слез, хотя, если бы кто-нибудь это заметил, он сослался бы на дым от костра. С самого начала жизнь его сестренки была полна страданий и невзгод. Да, она совершала ошибки – оба они совершали, – но смогла остаться отважной и сильной.

Некоторое время все молчали. Не трещали даже поленья в костре, и сама Земля, казалось, затаила дыхание. Но потом тишину нарушил голос Грэхема:

– Ну и дерьмо!

В сердце Беллами вспыхнул гнев, он ощетинился, но стиснул зубы. Ясно, что Грэхем ведет себя как последняя сволочь, но остальные наверняка тронуты речью Октавии. Однако его слова не вызвали ни издевательских реплик, ни возмущенного шепота, наоборот: согласное бормотание очень быстро переросло в крики одобрения. Грэхем оглядел ребят у костра и продолжил:

– Мы тут целыми днями рвем задницы, рубим дрова, таскаем воду, напрягаемся, чтоб все были живы-здоровы, и все для чего? Чтобы эта чокнутая наркоманка вертела нами, как хочет? Это все равно, что…

– Ладно, хватит уже, – обрывая его, сказал Беллами и посмотрел на Октавию. Ее нижняя губа подрагивала, а взгляд метался по лицам. – Ты свое мнение высказал. Но тут еще девяносто четыре человека со своими взглядами, они без тебя разберутся, что им думать.

– Я согласна с Грэхемом, – раздался девичий голос. Беллами повернулся на него и увидел короткостриженую девушку с Уолдена. Она смотрела прямо на Октавию. – У всех в Колонии была дерьмовая жизнь, но что-то больше никто не ворует. – Она прищурилась. – Кто знает, что она сопрет в следующий раз…

– Давайте все успокоимся, – Это поднялась на ноги Кларк. – Она попросила прощения. Мы должны дать ей шанс.

Беллами удивленно уставился на нее, ожидая всплеска негодования – ведь именно Кларк первой заподозрила Октавию, – но не почувствовал ничего, кроме благодарности.

– Нет. – Голос Грэхема звучал жестко. Когда он обвел взглядом собравшихся, в его глазах полыхало не только отраженное пламя костра. Он повернулся к Уэллсу, который уже стоял рядом с Кларк: – Помнишь, ты говорил, что нужен какой-то порядок? И мы должны навести этот долбаный порядок любым путем.

– И что ты предлагаешь? – спросил Уэллс.

Грэхем улыбнулся. Беллами показалось, что тот опрокинул ему на голову ведро ледяной воды. Держа Грэхема в поле зрения, он поспешно подошел к Октавии, обнял ее и шепнул: «Все будет нормально».

– Очень жаль, – сказал Грэхем, поворачиваясь к Беллами и Октавии, – но у нас нет выбора. Из-за нее жизнь Талии в опасности. Мы не можем дать ей шанса. Октавия должна умереть.

– Что? – поперхнулся Беллами. – Ты чокнулся, что ли?

Его взгляд заметался по лицам. Беллами ожидал, что ребята тоже будут возмущены, но лишь некоторые из них потрясенно смотрели на Грэхема. А многие даже кивали.

Октавия дрожала, как осиновый лист, и Беллами шагнул вперед. Он скорее испепелит эту планету, чем позволит кому-нибудь приблизиться к его сестре.

– Будем голосовать? – выставив вперед подбородок, кивнул в сторону Уэллса Грэхем. – Это ж ты ратовал за то, чтоб на Земле снова была демократия. Мне кажется, это правильно.

– Я вовсе не это имел в виду, – отрезал Уэллс, с лица которого ушла сдержанность, обычно свойственная политикам. Сейчас его черты были искажены гневом. – Мы не будем устраивать голосования по поводу убийств.