Софи Макинтош - Синий билет

А потом он ушел. Я слышала, как он переступает с одной ступеньки на другую, но не побежала за ним и вообще не двинулась с места. Я стояла, голая, и чего-то ждала, за окном сгущались сумерки, мои соседки возвращались домой с работы. Звуки их телевизоров, громыхание посуды, стук открываемых и закрываемых дверей, когда они выходили в садики перед домом поглядеть на небо или внести в дом высохшее белье. Вокруг меня происходили привычные события повседневной жизни, не незаметной жизни, которая продолжалась безостановочно.

В мой следующий визит к доктору А я была молчалива. На этот раз он сидел на коричневом велюровом диванчике, привалившись к спинке. Он старался добиться того, чтобы я чувствовала себя непринужденно, но я редко чувствовала себя с ним непринужденно, даже после того, сколько часов, сколько лет жизни я ему посвятила, изливая свою душу. Мои пальцы вцепились в край пластикового стула так сильно, что костяшки побелели. Если бы я могла заполнить пустоту, предназначенную для откровений, незначащими заявлениями, тогда, вероятно, неминуемое можно было бы отсрочить. Я верила в такую возможность, хотя это было глупо, потому что доктор А, конечно, знал о полученной мной посылке. Он же сам ее заказал.

Он улыбнулся и подался вперед, словно поймал меня на слове, хотя я еще ничего не сказала.

– О чем ты в последнее время думаешь? – задал он мне свой обычный вопрос.

Свет в его кабинете был тусклый и неровный. Всякий раз, когда мне нужно было ему солгать, я останавливала взгляд на стайке маленьких веснушек под его левым глазом или на его носу, отчего, как мне было известно, создавалось впечатление зрительного контакта. Но на этот раз лжи не будет. У меня заурчало в желудке, и напряжение спало.

Доктор А рассмеялся.

– Проголодалась? – Он предложил мне мятную полосатую конфетку. Я разгрызла мятный диск, рот наполнился слюной, да такой обильной, что казалось, она сейчас закапает с губ.

– Ты ведь получила кое-что, Калла? – спросил он. – Тебе вручили кое-что?

Я не ответила и перевела взгляд на окно: жалюзи были прикрыты, и солнечный свет пробивался в щели желтыми лезвиями.

– Страх стать изгоем – инстинктивный человеческий страх. И этот страх подтверждает наш статус как особенного, невосполнимого другого, существование которого внутри себя мы всегда подозревали. Быть отвергнутым – значит осознать, что латентно присутствующее внутри нас ощущение непохожести на других подтвердилось. – Он помолчал. – Может быть, ты хочешь это осознать.

Может быть, я хочу это осознать, согласилась я безмолвно.

– Будь готова в любой момент. Держи посылку в машине. Как только придет повестка, а она может прийти в любой момент, тебе сразу придется уехать. Если тебя поймают, я не смогу тебе помочь. – Он сделал паузу. – В знак признания твоих заслуг тебе дадут еще один шанс. Мне жаль, что все происходит таким вот образом. – И на какое-то мгновение мне показалось, что он сказал это вполне искренне.

У меня перехватило дыхание.

– Еще один шанс с лотереей?

– Нет, – покачал он головой, – и ты сама это прекрасно знаешь. Какой в этом смысл? Результат будет такой же. Ты не можешь сменить свой билет.

Я вообразила себя взрослой, в лотерейном доме с девчонками в платьях, стоящими в очереди, словно я этого заслуживала. Я вспомнила сон, который часто мне снился еще с отрочества, как я порезала ладонь металлическим листом, и из раны полилась не красная кровь, а похожая на чернила жидкость цвета индиго.

– Шанс убежать, – продолжал он. – Отправиться в путешествие, похожее, наверное, на то, что ты когда-то совершила. Но это будет бегство от, а не к. Кое-кто считает это тестом.

– Скажите, что мне делать, я так и сделаю.

– Уже поздновато что-либо делать, – заметил он. – Ты можешь сделать только то, что от тебя зависит.

Я расплакалась, услышав его ответ, и, хотя он говорил со мной добродушно, судя по всему, я его немало разочаровала – впервые за все время наших бесед.

– У вас есть семья? – спросила я, перестав плакать.

– Я не могу с тобой об этом говорить, – ответил он. – Извини.

Вечером, по моей просьбе, ко мне приехал Р. Для меня это стало неожиданностью – что он сменил гнев на милость, но я была ему за это благодарна. Он привез мешок продуктов: свежие овощи, хорошие сыры, мой любимый хлеб.

– Ты что делаешь? – спросила я, когда он накрыл на стол: тарелки, приборы, кувшин воды со льдом и лимоном.

– Я делаю, чтобы все было красиво, – ответил он, положив нож рядом с хлебом.