Адам Нэвилл - Пропавшая дочь

Могло произойти все что угодно.

– Не вставай. Сиди смирно.

– Чего вы хотите? – Роберт был без зубных протезов. Его шамкающий голос теперь сквозил возмущением из-за вторжения и презрением к незнакомцу, стоящему возле его кровати. Будь этот человек напуган или немощен, у Отца могли бы возникнуть трудности с его утренним делом, поскольку в подобных ситуациях он боялся собственного сочувствия. Грубые и упрямые люди, нанесшие травму маленьким детям, помогали ему переместиться в воображаемую красную комнату – в этом жарком месте он становился кем-то совершенно другим. Именно таким он был, кипящим от ярости, в трех предыдущих случаях.

Отец направил луч фонарика Роберту Исту в лицо.

– Мне нужна информация.

– Кто вы? – Роберт приподнялся над белой простыней – тощий торс в складках пижамы, с торчащей индюшачьей шеей, выступающей вперед седой небритой челюстью и узкими щелочками глаз. Длинные пальцы тут же по-паучьи потянулись к прикроватному столику, пытаясь нащупать телефон или, может, тревожную кнопку.

Отец тоже выглядел нелепым страшилищем в своей плотно облегающей лицо балаклаве и широкополой шляпе, но испуга на лице Роберта он не заметил. Этот человек был старым другом конфронтаций, нарушенных границ, вторжений в чужую жизнь и деликатных разговоров. И независимо от того, знал ли мистер Ист что-нибудь о его дочери, он ничем не заплатил за то, что сделал с другими детьми. Он уютно устроился на этом холме, расположившись в разумном комфорте с кондиционером, в доме, которому не страшен риск зимнего наводнения. Отец крепко сжал перцовый баллончик, шагнул вперед и нанес сильный удар, отчего голова мужчины врезалась в стену.

Из безгубого рта Роберта брызнула серебристая слюна. Волосы у него на голове колыхались, как бесцветные морские анемоны, потрясенно взмахивающие своими листьями. Рот образовал букву «О», глаза округлились, прежде чем он – прежде чем монстр, которым на самом деле являлся Роберт Ист, – вернулся в эти маленькие черные глазки, как дьявольский дух, вновь захвативший то, из чего был изгнан. Побледнев от ярости, Роберт повернул лицо к Отцу и взревел, словно старая горилла, получившая пощечину от шимпанзе.

Отец замешкался, ошеломленный и утративший способность двигаться из-за этой драконьей отрыжки, вырвавшейся из хрупкой птичьей грудки, с торчащими как у трупа ключицами. Он не ожидал, что у Роберта такая луженая глотка. В голову ему пришла недобрая мысль о птеродактиле, пытающемся выбраться из тряпичного гнезда. И вскоре на голове Роберта, окаймленной клочьями волос, вздулись вены. Он сжал костлявые руки в кулаки, засучил когтистыми ногами под одеялом, торопясь встать, выбраться из постели и броситься на нарушителя.

Вот как ты держишь в узде своих коллег-извращенцев, Роберт?

Отец пожалел, что не ударил старика еще сильнее. Полумеры и нерешительность погубят его, поэтому он выставил перед собой маленький, не больше тюбика губной помады, аэрозольный баллончик и выпустил струю старику в голову. Отвернув лицо в сторону и прикрывшись рукой от удара, он старался обработать Роберта как можно тщательнее.

Как-то Скарлетт назвала этот газ «адским дерьмом». Вскоре после их знакомства она указала Отцу место, где тот обнаружил старую виниловую сумку, в которой среди прочего снаряжения лежал полицейский газовый баллончик. Скарлетт сказала, что при попадании газа на лицо человеку кажется, будто он вдохнул черного перца и одновременно окунул голову в темную ледяную воду. В глаза словно надувает песка и из них льются кислотные слезы, а лобные доли покрываются инеем. Действительно «адское дерьмо».

«Последний аргумент», пистолет, Отец приобрел для себя.

Роберт визжал и царапал себе лицо. Он свалился верхней половиной с кровати, ударившись головой об ковер у Отца между ног. Схватив Роберта за пояс, Отец полностью вытащил его из постели и положил на пол, заплаканным лицом вниз. Роберт дрожал, словно испуганный ребенок. На несколько минут он утратит способность действовать и чувствовать что-либо, кроме бушующей грозы из перца, льда и боли, из-за чего не сможет мыслить трезво.

Отец убрал баллончик и расстегнул рюкзак, висящий на груди. Зажав между зубов маленький фонарик, он посветил в рюкзак и извлек из него резиновый мячик на кожаном ремешке.

Приподняв голову Роберта за всклокоченные на хрупком, как яичная скорлупа, черепе седые волосы, Отец вставил ему в разинутый рот этот импровизированный кляп. Не встретив препятствий в виде зубных протезов, тот вошел в пасть Роберта, словно незрелая слива. Затем Отец застегнул ремешок кляпа у старика на затылке и крепко затянул его. Напоследок надел Роберту на запястья наручники – это было легко, ведь руки были прижаты к обильно слезящимся глазам. В этом плане он начинал уже делать успехи.