Герберт Уэллс - Война миров. В дни кометы

Долго я плыл по течению, измученный и усталый от всех этих ужасов. Даже на воде было очень жарко. Однако страх был сильнее, и я снова стал грести руками. Солнце жгло мою обнаженную спину. Наконец, когда за поворотом показался уолтонский мост, лихорадка и слабость преодолели страх, и я причалил к отмели Мидлсекса и растянулся в изнеможении на траве. Было около четырех или пяти часов. Потом я встал, прошел с полмили, никого не встретив, и снова улегся под тенью забора. Меня томила жажда, и я сожалел, что не напился на реке.

Любопытно, что я злился на свою жену. Меня раздражало, что я должен был добраться до Летерхэда.

Я не помню уже, как встретился с викарием. Вероятно, я задремал. Я увидел, что он сидит рядом со мной, в выпачканной сажей рубашке, закинув вверх гладко выбритое лицо, и смотрит на легкие облачка, пробегавшие по небу. Небо было, как говорится, покрыто барашками, рядами легких перистых облаков, чуть окрашенных отблеском летнего заката.

Я привстал, и он обернулся ко мне.

– Нет ли у вас воды? – спросил я сразу.

Он покачал головой.

– Вы целый час все спрашивали воду, – сказал он.

Мы молча с минуту рассматривали друг друга. Вероятно, я показался ему странным: почти голый (на мне были только промокшие насквозь брюки и носки), красный от ожога, с лицом и шеей, черными от дыма. Он же казался совсем расслабленным, нижняя челюсть отвисла, а волосы спустились льняными завитками на низкий лоб. Большие светло-голубые глаза смотрели грустно. Он говорил отрывисто, смотря куда-то в пространство.

– Что такое происходит? – спросил он. – Что значит все это?

Я смотрел на него.

Он протянул белую тонкую руку и заговорил жалобно:

– Зачем все это допущено? Чем же мы согрешили? Я кончил утреннюю службу и прогуливался по дороге, чтобы освежиться и приготовиться к проповеди, – и вдруг огонь, землетрясение, смерть! Содом и Гоморра! Все труды пропали… Кто такие эти марсиане?

– А кто мы сами? – ответил я, откашливаясь.

Он обхватил свои колени и снова повернулся ко мне. С полминуты он смотрел молча.

– Я прогуливался по дороге, чтобы освежиться, – сказал он. – И вдруг огонь, землетрясение, смерть!

Он снова замолчал. Подбородок его почти касался колен. Потом опять заговорил, размахивая рукой.

– Все труды… все воскресные школы… Что мы сделали? Что сделал Уэйбридж? Все исчезло, все разрушено. Церковь! Мы только три года тому назад ее перестроили – она исчезла, стерта с лица земли! Почему?

Новая пауза. И снова он заговорил, как помешанный.

– Дым от ее пожарища будет вечно подниматься к небесам! – воскликнул он.

Его глаза блестели, костлявым пальцем он указывал на Уэйбридж. Я начал догадываться, что передо мной душевнобольной. Ужасная трагедия, свидетелем которой он был – очевидно, он спасся бегством из Уэйбриджа, – довела его до сумасшествия.

– Далеко отсюда до Сэнбюри? – спросил я деловым тоном.

– Что же нам делать? – спросил он. – Неужели эти исчадия повсюду? Неужели Земля отдана им во власть?

– Далеко отсюда до Сэнбюри?

– А ведь только сегодня утром я служил раннюю обедню…

– Обстоятельства переменились, – сказал я спокойно. – Не отчаивайтесь. Есть еще надежда…

– Надежда?!

– Да, надежда, несмотря на все это разрушение.

Я стал излагать ему мой взгляд на наше положение. Он сначала слушал с интересом, но скоро впал в прежнее безразличие и отвернулся, его взор снова стал блуждающим.

– Это начало конца, – прервал он меня. – Конец! День Страшного суда!

Я старался его разубедить и встал, положив ему руку на плечо.

– Будьте мужчиной, – сказал я, – вы просто потеряли голову. Хороша вера, если она не может устоять перед несчастьем! Подумайте, сколько раз в истории человечества были землетрясения, потопы, войны и вулканы. Почему Бог должен был сделать исключение для Уэйбриджа? Ведь он не агент страхового общества.

Он молча слушал.

– Но как нам спастись? – вдруг спросил он. – Они неуязвимы, они безжалостны…

– Ни то ни другое, может быть, – ответил я. – И чем могущественнее они, тем разумнее и осторожнее должны быть мы. Я сам видел, как один из них был убит три часа тому назад.

– Убит! – воскликнул он, взглянув на меня. – Разве может быть убит вестник Божий?

– Я сам видел, – продолжал я. – Мы с вами попали как раз в самую свалку, только и всего.

– Что это за мигание в небе? – вдруг спросил он.

Я объяснил ему, что это сигналы гелиографа. Это люди стараются нам помочь.