Грег Иган - Отчаяние

Я свернулся в кресле и примостил голову на колени.

– Все, сдаюсь. Твоя правда. Я – дикий необразованный мракобес.

Она нахмурилась.

– Мракобес? Я этого не говорила. Ты порочный, ленивый и безответственный, но в неведение поклонники тебя еще записывать рано.

– Тронут твоей верой.

Она кинула в меня подушкой, думаю, нежно и ушла на кухню. Я закрыл лицо ладонями, и комната заходила ходуном.

Мне бы радоваться. Все позади. Оживление – последнее, чего недоставало «Мусорной ДНК». Не будет больше безумных миллиардеров, превращающих себя в самодостаточную ходячую экосистему. Не будет страховых фирм, изобретающих вживляемые датчики, которые следили бы за питанием, образом жизни, уровнем загрязнения среды, в которой живет клиент, – чтобы путем бесконечных вычислений установить вероятную причину и дату его смерти. Не будет «Добровольных аутистов», добивающихся права хирургически калечить себе мозги, чтобы достичь полноты состояния, не данного им природой…

Я прошел в кабинет и вытянул из компьютера кишку – световод. Задрал рубашку, выковырял из пупка грязь и ногтями вытащил телесного цвета затычку, обнажив короткую трубочку нержавеющей стали и полупрозрачный лазерный порт.

Джина крикнула из куши:

– Опять занимаешься противоестественной любовью с компьютером?

У меня не хватило сил ответить остроумно. Я соединил разъем, и монитор зажегся.

На экране появлялась вся перекачиваемая информация. Восемь часов съемки в минуту – сплошное мелькание, и все равно я отвел взгляд. Не хотелось видеть события сегодняшней ночи, даже в ускоренной перемотке.

Вошла Джина с тарелкой горячих тостов; я нажал кнопку, чтобы изображение исчезло. Она сказала:

– Все-таки не понимаю, как это: четыре тысячи терабайт оперативной памяти в животе – и ни одного видимого шрама.

Я взглянул на гнездо.

– А это что, по-твоему? Невидимое?

– Слишком маленькое. Схема на четыре тысячи терабайт имеет длину тридцать миллиметров. Я смотрела в каталоге изготовителя.

– Шерлок снова прав. Или я должен был сказать – Шейлок? Шрамы можно свести, ведь так?

– Да, но зачем уничтожать следы важнейшего обряда инициации?

– Только не надо антропологии.

– У меня есть альтернативная теория.

– Я ничего не подтверждаю и не опровергаю.

Джина скользнула глазами по черному экрану и остановилась на афише «Конфискатора» [2]: полицейский на мотоцикле возле помятого автомобиля. Она увидела, что я слежу за ее взглядом, и указала на подпись: «НЕ ГЛЯДИ В БАГАЖНИК!»

– В чем дело? Что в багажнике?

Я рассмеялся.

– Проняло-таки? Придется смотреть фильм?

– Ага.

Компьютер пискнул. Я отсоединился. Джина глядела на меня с любопытством, видимо, что-то такое было написано на моей физиономии.

– Это как в постели? Или как в сортире?

– Как на исповеди.

– В жизни не была на исповеди.

– Я тоже. Но в кино видел. Впрочем, шучу. Ни на что это не похоже.

Она взглянула на часы, поцеловала меня в щеку, запачкав хлебными крошками.

– Пора бежать. А ты поспи, дурачок. На тебя смотреть страшно.

Я сел и стал слушать, как Джина собирается. Каждое утро она полтора часа едет поездом до Центрального научно-исследовательского института воздушных турбин к западу от Блу-Маунтинс. Я обычно встаю вместе с ней, очень уж грустно просыпаться одному.

Я подумал: Я ее люблю. Если сосредоточиться, если следовать правилам, у нас не будет причины расстаться. Я уже приближался к своему рекорду – восемнадцать месяцев, но это не повод для тревоги. Мы легко перевалим полуторагодовой рубеж.

Джина заглянула в комнату.

– И долго тебе теперь монтировать?

– Три недели ровно. Считая сегодняшний день.

Напоминание неприятно резануло слух.

– Сегодня не считается. Поспи.

Мы поцеловались. Она вышла. Я развернул стул к черному экрану.

Ничто не позади. Прежде чем расстаться с Дэниелом Каволини, мне предстоит сто раз увидеть его смерть.

Я поплелся в спальню, разделся, бросил одежду в чистку и включил машину. Полимерные ткани сперва окутались легким дымком – они отдавали влагу, затем грязь и засохший пот преобразовались в тонкую летучую пыль, которая удаляется электростатически. Я посмотрел, как бежит в приемник привычная голубоватая струйка (цвет не зависит от природы грязи, его определяет размер частиц), быстро принял душ и забрался в постель.

Будильник я поставил на два часа дня. Фармацевтический блок рядом с будильником спросил: «Приготовить мелатониновый курс, который к завтрашнему вечеру вернет тебя в норму?»