Грег Иган - Отчаяние

Повинуясь жесту малыша, прямо в воздухе соткались яркие диаграммы и уравнения. На плотно оплетенном объяснительными нитями сверкающем звездном скоплении Информационного Космоса покоился, упираясь вершиной в физический Большой взрыв, простой тусклый конус Эры Невежества. Несколько уступающие оратору в интеллектуальном развитии четырехлетние слушатели старательно пытались вникнуть в суть концепции. Время, предшествующее моменту «Алеф»? Конечно, дедушки-бабушки рассказывали, но все равно как-то не верится.

Дошла очередь и до меня. Я изложил собственную, тщательно подготовленную версию событий пятидесятилетней давности. Везде, где и предполагалось, аудитория реагировала недоверчивым смехом. Право собственности на гены? Централизованное управление? Культ невежества?

Древняя история – штука своеобразная; давние победы общеизвестны, но я пытался донести до них, какую долгую, мучительную борьбу пришлось вести их предкам, чтобы овладеть всеми знаниями, которые теперь эти дети воспринимают как нечто само собой разумеющееся, как много значили для ее участников законы и мораль, физика и метафизика, пространство и время, радость, любовь, осмысление… И нет никакого верховного существа, рассыпающего абсолютные истины, как манну небесную: ни Бога, ни Геи, ни милосердных правителей. Реальна лишь Вселенная, объясненная и тем самым созданная. И цели жизни не существует, пока мы не создадим ее, вместе или поодиночке.

Кто-то спросил о суматошных первых днях после момента «Алеф».

– Все поняли, – отвечал я, – что истина не так проста для восприятия. Ортодоксальных ученых смущало, что ТВ основывается лишь на собственной силе осмысления – и ни на чем ином; последователей Культа невежества – что даже совместно созданная Вселенная, самая субъективная из возможных реальностей, соткана не из их излюбленных мифов (из которых вообще ничего создать нельзя), а есть продукт универсального научного знания, что на самом деле и означает сосуществование. Даже антропокосмологи, как оказалось, ошибались; настолько увлекла их идея о единой Ключевой Фигуре, что им и в голову не приходило рассмотреть возможность того, что эту роль на равных станут играть все. Они проглядели самое надежное, наиболее отвечающее законам симметрии решение: что любой разум подчиняется ТВ, но, чтобы создать ее, нужна совокупность всех разумов.

Один сообразительный слушатель заметил, что я уклоняюсь от темы, – ребенок, которого я назвал бы «человеком» в давние времена, до того как Ч-слово взорвалось и люди поняли: все, что нас объединяет, – это ТВ.

– Но ведь многие не были ни учеными, ни последователями культа, ни антропокосмологами. Не цеплялись за какие-то определенные идеи. Так почему же они так огорчились?

Огорчились. Девять миллионов самоубийств. Девять миллионов человек не сумели мы удержать на плаву, когда развеялась иллюзия твердой земли. И до сей поры я не уверен, что не было другого пути, что мостик, который перекинул я к Информационному Космосу, был единственно возможным. Отпусти я себя тогда, рухни в безумную пучину Отчаяния, смог бы кто-нибудь другой задать иной последний вопрос, найти иную дорогу к выходу?

Никто меня не винил, никто не судил. Никогда не проклинали меня как преступника и не превозносили как спасителя. Сегодня мысль о единственной Ключевой Фигуре, которая, объяснив, создаст десять миллиардов людей, кажется абсурдом. Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что Отчаяние ничем не отличалось от наивного заблуждения, будто мы – центр Вселенной, когда на самом деле никакого центра нет, да и быть не может.

Запинаясь на каждом шагу, я рассказал о зоне Ламента.

– Она внушает людям ощущение, что они знают друг друга, могут разговаривать, понимать друг друга – гораздо лучше, чем на самом деле. Возможно, она еще сохранилась в мозгу у кого-то из вас – но теперь, перед лицом очевидного, она уже не имеет значения.

Я пытался растолковать им суть иллюзии плотской близости, объяснить, как много вкладывало некогда в нее человечество. Они вежливо слушали, но я видел: для них это бессмыслица; они слишком хорошо знают, что ничего не потеряли. Перед лицом истины любовь становится крепка, как никогда. Счастье никогда не зависело от давней лжи.

Тем более – для этих детей, рожденных свободными.

В доме Акили, в роскошных рукотворных джунглях Малави, я сказал, что умираю. После тебя не было никого. И мы обнялись в последний раз.