Рэй Брэдбери - К западу от Октября (сборник)

Шнурок змеей выскользнул из пальцев. Рука упала.

Ночь. Тьма.

Снаружи холодный дождь стучался в закрытую дверь подземелья.

Он открыл и зажмурил глаза, открыл, зажмурил, как будто каждое движение век дергало вниз шнурок, чтобы включить свет! Сердце колотилось не только в груди, но и под мышками, и в ноющем паху.

Он качнулся. Чуть не упал.

Нет! – молча вскричал он. – Ты должен себя освободить. Смотри! Не отводи взгляда!

В конце концов он заставил себя поднять голову и всмотреться в многоступенчатый мрак.

– Нечисть?.. – шепотом окликнул он. – Ты там?

Под тяжестью его тела дом слегка изменил положение, точно исполинские весы.

Высоко во мраке выбросили черный флаг, знамя тьмы то разворачивало, то сматывало свое шуршащее полотнище, как погребальный покров.

Главное – помни, что снаружи сейчас весна, наказал он себе.

Дождевые струи исподволь стучали в дверь у него за спиной.

– Вперед, – шепотом скомандовал он.

И, пошатываясь между холодными, запотевшими стенами, двинулся по ступеням на самый верх.

– Я уже на четвертой ступеньке, – шептал он.

– Теперь на пятой…

– На шестой! Слышишь, ты, Нечисть?

Молчание. Темнота.

Боже правый, подумал он, надо бежать во весь дух, выскочить под дождь, там светло!..

Нет!

– Седьмая! Восьмая.

Сердце билось под мышками и в паху.

– Десятая…

У него дрогнул голос. Набрав полную грудь воздуха, он…

Захохотал! Вот так-то! Захохотал!

Как будто разбил стекло. Страх рассыпался вдребезги, разлетелся в разные стороны.

– Одиннадцать! – кричал он. – Двенадцать! – И еще громче. – Тринадцать! – С гиканьем. – Четырнадцать!

Как же он не додумался до этого прежде, когда ему было шесть лет? Просто добежать до самого верха и своим хохотом извести Нечисть раз и навсегда!

Последний, заветный прыжок.

– Шестнадцать!

Вот и площадка. Его душил смех.

Он ткнул кулаком прямо перед собой, в густую холодную тьму.

Смех оборвался, в горле застрял вопль.

Он вдохнул зимнюю ночь.

«Почему? – эхом донеслось из другого времени. – За что? В чем я виноват?»

Сердце остановилось, потом застучало с новой силой.

В паху пробежала судорога. Обжигающий залп горячей жидкости – и по ногам заструился постыдный ручей.

– Нет! – закричал он.

Потому что коснулся пальцами чего-то такого…

На чердаке поджидала Нечисть.

Она волновалась, что он где-то пропадал.

Она так долго ждала…

Чтобы он вернулся домой.

Стояла та самая осень, когда на дальнем берегу Гагачьего озера нашли подлинную египетскую мумию.

Как она туда попала и сколько ждала своего часа, никто не знал. А она и не пряталась – лежала себе в просмоленной ветоши, лишь слегка тронутая временем.

Накануне был день как день: багряные кроны деревьев роняли отгоревшую листву, в воздухе плыл острый перечный запах, а двенадцатилетний Чарли Флэгстафф, выйдя на середину безлюдного переулка, мечтал, чтобы с ним произошла какая-нибудь значительная, увлекательная, невероятная история.

– Эй, – воззвал он к небу и горизонту, ко всему белому свету. – Я жду. Ну!

И все равно ничего не произошло. Тогда Чарли, взрывая башмаками вороха сухих листьев, побрел на другой конец города и остановился на самой большой улице, перед самым большим домом, куда приходили все жители Грин-Тауна, если у них что-то не ладилось. Чарли хмурился и переминался с ноги на ногу. У него явно что-то не ладилось, только он не знал, что именно и до какой степени. Поэтому он просто зажмурился и прокричал в сторону окон:

– Полковник Стоунстил!

Парадная дверь мгновенно распахнулась, будто старик уже давно стоял на пороге и, как Чарли, ожидал чего-то необыкновенного.

– Чарли, – сказал полковник, – в твоем возрасте положено стучаться. Интересная у ребят манера – непременно кричать с улицы. Давай-ка еще разок.

Дверь захлопнулась.

Мальчик вздохнул, поднялся на крыльцо, робко постучал.

– Чарли Флэгстафф, ты ли это? – Дверь отворилась. Полковник высунул голову и прищурился, глядя сверху вниз. – Я, кажется, ясно сказал: непременно кричать с улицы!

– Ничего не понимаю, – окончательно расстроился Чарли.

– Погодка-то какая. Красотища! – Полковник шагнул в осеннюю прохладу, держа по ветру внушительный нос-колун. – Ты что, не любишь это время года, дружище? Прекрасный, прекрасный день! Верно?

Обернувшись, он вгляделся в бледное мальчишеское лицо.