Дэн Абнетт: Ересь Хоруса: Омнибус. Том I

— А, так все дело в личном опыте, — протянул Откровение. — Ты испытал некое переживание, полностью убедившее тебя в существовании чего-то, чье наличие нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Ты не мог бы рассказать, где тебе явился Бог?

— Во время сражения в землях франков, — ответил Урия. — Много лет тому назад.

— Но франки давно уже были приведены к Единению, — сказал Откровение, — и последнее сражение с ними отгремело почти полвека назад. Полагаю, в те дни ты был очень молод.

— И в самом деле, — признался Урия. — Молод и глуп.

— Вряд ли тебя можно было назвать достойным кандидатом для божественной аудиенции, — заметил Откровение. — Впрочем, мне всегда казалось, что герои этих ваших священных книг зачастую далеки от идеала, так что я не удивлен.

Урия с трудом подавил гнев, вспыхнувший из-за насмешливых слов Откровения, и, повернувшись к Камню Молний спиной, начал подниматься по лестнице. Священник вернулся к озаренному свечами алтарю, где и остановился, чтобы отдышаться и унять бешено бьющееся сердце. Затем он взял с кафедры тяжелую книгу в кожаном переплете и сел на одну из скамей, обращенных к алтарю.

— Вы пришли сюда как враг, Откровение, — произнес старик, заслышав шаги гостя. — И при этом смеете утверждать, будто вам хотелось бы узнать побольше обо мне и об этом храме? Воля ваша, можем устроить словесную дуэль, оскорблять чужие убеждения, сыпать аргументами и контраргументами. Можете говорить все, что вам вздумается, и мы проведем за спором хоть всю ночь, если пожелаете. Но с рассветом вы уйдете и никогда не вернетесь.

Помедлив, чтобы внимательно рассмотреть часы Судного дня, Откровение спустился по лестнице, ведущей от кафедры. Только тогда он увидел книгу, которую держал Урия, и скрестил руки.

— Что ж, именно так я и собирался поступить. Хотя у меня много других дела, но одну ночь я вполне могу посвятить нашей беседе, — сказал Откровение, кивая на книгу, и Урия прижал том к хилой груди. — А враждебен я лишь потому, что во мне разгорается ярость, когда я вижу, как человек добровольно ослепляет себя, чтобы на всю жизнь остаться рабом безумных идей, изложенных в этой книге и ей подобных. В своих руках ты держишь лишь жалкий отблеск подлинного света.

— Значит, теперь вы станете насмехаться и над Священным Писанием?

— Почему бы и нет? — произнес Откровение. — Это ведь всего лишь книга, составлявшаяся в течение девяти веков из разрозненных текстов, которые подгонялись друг к другу, неоднократно переписывались, переводились и искажались в угоду интересам сотен, по большей части неизвестных, авторов. Как можно строить на этом свою жизнь?

— Это священное слово моего Господа, — ответил Урия. — Он говорит с каждым, кто прочтет Его.

Откровение рассмеялся и постучал себя пальцем по лбу.

— Если кто-то вдруг станет утверждать, будто с ним разговаривает покойный дедуля, то враз окажется в психиатрической лечебнице, но стоит заявить, что ты слышишь глас Божий, так вполне и за святого сойти можешь. В конце концов, когда за твоей спиной стоит такая сила, тебя уже не так просто обвинить в сумасшествии, верно?

— Мы говорим о моей вере! — взорвался Урия. — Проклятие, проявите хоть каплю уважения!

— А с чего я должен ее уважать? — спросил Откровение. — С какой стати она вдруг потребовала особого отношения? Разве она недостаточно крепка, чтобы выдержать чужое сомнение? Ничто и никто в этом мире не защищен от критики, так почему я должен делать исключение для твоей религии?

— Я видел Бога, — прошипел Урия. — Видел Его лик и слышал Его голос в своем сердце…

— Конечно, ты вправе считать свой опыт подлинным, но не стоит ожидать, что я или кто-то другой тоже примет его за чистую монету, — сказал Откровение. — Недостаточно просто верить, чтобы что-то стало истинным.

— Я видел то, что видел, и слышал то, что слышал, — продолжал настаивать Урия, и от нахлынувших на него воспоминаний еще крепче сжал книгу. — И знаю, что все это было на самом деле.

— Где именно во Франкии тебя посетило столь чудесное видение?

Урия медлил с ответом — ему крайне не хотелось произносить вслух название, способное открыть замок на двери, ведущей к воспоминаниям, давно и надежно запертым в глубинах его памяти. Потом он глубоко вздохнул и сказал:

— На полях смерти при Гадуаре.

— Ты был в Гадуаре, — произнес Откровение, и Урия не смог понять, был ли это вопрос или просто констатация факта.

На секунду Урии показалось, будто его гость уже догадался, о чем он собирается поведать.