Питер Фехервари: Ксеноугроза: Омнибус

«Важны лишь благословенные родичи», — подумал гибрид, оборачиваясь к трём сидящим на корточках Чистокровным, которые не нуждались ни в воздухе, ни в тепле. Если понадобится, они выдержат даже космический вакуум, но Четыре Когтя считал, что до этого не дойдёт. Корабль сейчас летел по инерции, и когитатор будет использовать сохранённое топливо для манёвров уклонения от опасностей. Путешествие вслепую может продлиться годы, а то и десятилетия, однако Учжхав верил — Спираль направит своих детей в новые охотничьи угодья.

— Спите, братья, — прошипел аколит. — Спите до прихода Посторонних.

Даже он ничего не мог прочесть в чёрных глазах родичей. Все они разом склонили головы и замерли, изучая гибрида. После долгой паузы Чистокровные покинули кабину, отправляясь на поиски укрытия. Следом за ними ушёл и Учжхав, но его цель была совершенно иной. Тяжело дыша, гибрид вприпрыжку побежал по коридору к воздушному шлюзу. Нельзя, чтобы посторонние нашли на борту труп «чудовища».

Учжхав Четыре Когтя собирался исполнить последний долг перед Спиральным Змием.

Там не было ни дня, ни ночи, не ощущалось прошедшее время или пройденное расстояние. Ничего, кроме забвения, которое прекратилось так же внезапно, как и началось.

Спящий очнулся, пробуждённый почти сверхъестественным ощущением изменений — явились посторонние.

Выскользнув из-за переплетения труб, служивших ему укрытием, создание расправило долговязое тело, присело и сгорбилось. Металлический лабиринт вокруг был ледяным и неосвещённым, но в нём оставалось немного воздуха. Вероятно, потому, что все нуждавшиеся в кислороде уже умерли.

Пока существо кралось по коридору, оно превратилось из Спящего в Выжившего, поскольку разумы других охотников так и не отозвались. Братья не проснулись.

В начале пути трое ловчих, повинуясь инстинктам, рассредоточились по новой территории, и каждый выбрал для сна отдельный участок, чтобы какая-нибудь небольшая авария не погубила всех сразу. Они поступили разумно, ведь теперь Выживший больше не чувствовал остальных. Вероятно, нечто врезалось в их замкнутый мирок, или фрагменты его структуры просто обрушились. Как бы то ни было, охотник остался в одиночестве.

Добравшись до конца палубы, он уже забыл о родичах. Создание направляла единственная, всепожирающая мысль: нужно поделиться Благословением.

Выживший быстро отыскал добычу, поскольку незваные гости сильно шумели и светили повсюду яркими лучами. Посторонние явились во множестве, все в громоздких облачениях и масках, но мало кто из них носил шлем. Несмотря на фонари, жертвы не замечали ловчего — перед тем, как впасть в спячку, он тщательно изучил каждый закоулок ржавого лабиринта.

Продвигаясь вглубь корабля, захватчики вели себя всё увереннее. Они начали разделяться на меньшие группы: сначала по шесть, затем по четыре, и, наконец, по двое. После этого, впрочем, к ним вернулась осторожность. Охотник почувствовал, что пара, за которой он следит, останется вместе до возвращения к своим.

Время пришло.

Выскочив из люка над головами добычи, Выживший засеменил по потолку, хватаясь за выступы всеми шестью лапами. Скрипы и стоны металла, которые непрерывно звучали в лабиринте, позволили ловчему подобраться почти вплотную, прежде чем посторонние услышали его. Тот, что шёл сзади, начал оборачиваться, но охотник подхватил его и с треском ударил головой о стену. Жертва мгновенно потеряла сознание. Её спутник резко повернулся, луч фонаря дико заплясал по палубе и, наконец, уперся в существо наверху. Глаза добычи расширились под маской… и потускнели, как только он встретился взглядом с Чистокровным.

Удерживая бессознательное тело одной лапой, Выживший спрыгнул на пол и навис над замершей жертвой. Его язык выдвинулся с влажным шипением, сочась слизью.

Очень скоро посторонний станет родичем.

Calavera — Череп (исп.)

Hosok — герои (венгр.)

Ла-Маль-Кальфу — Плохой Кальфу (исп.)

В таитянском вуду Кальфу — или Лорд Каррефур (Господин Перекрестков) — темный злой дух, имеющий черты трикстера, покровитель колдовства и черной магии.

Так проходит мирская слава (лат.) — выражение принадлежит немецкому философу-мистику Фоме Кемпийскому.