Роберт Сальваторе - Наемники

Захватчики ворвались в пределы страны, оставшейся без дозорной цепи, и на глазах султана вырезали всю его семью. Жестокий шейх не стал убивать несчастного правителя, чтобы тот до самой смерти помнил увиденные им ужасы, но духом султана завладел Креншинибон.

Даже Кэддерли, которому полубоги поведали многое, больше ничего не знает о древней истории кристалла. Однако юный жрец Денеира утверждает, что именно в этом «втором творении» и заключена разгадка неутолимой жажды осколка. Ведь если бы Креншинибон мог выдержать то предельное напряжение возможностей и хрустальные башни выстояли бы, то семья султана, его любимая жена и прекрасные дети остались бы живы.

Теперь же кристалл, напитанный жизненными импульсами семи личей и истерзанным духом несчастного султана, продолжает рваться к пределам власти и утверждать ее любой ценой.

Но есть в этой истории и еще кое-что, о чем Кэддерли только прозрачно намекнул в письме, — например, не исключено, что сооружение хрустальных башен как раз и спровоцировало вторжение, поскольку шейх и другие правители соседних земель испугались, что султан посягнет на их границы. Может, история хрустального осколка — урок нам всем? Она показывает, к чему может привести непомерное честолюбие, даже если изначальные намерения хороши. Сила нужна была султану, чтобы укрепить свою державу, но он слишком замахнулся, и жертвой честолюбия пали и он сам, и его семья, и царство.

Как же быть с Джарлаксом, в чьих руках сейчас находится хрустальный осколок? Быть может, мне следует отправиться к нему, постараться вернуть кристалл и переправить Кэддерли, чтобы жрец его уничтожил? Мир станет лучше и чище без него.

Но ведь найдется другое орудие злой воли, будь то демон, дьявол или чудовищное творение, подобное Креншинибону.

Нет, злу, укоренившемуся и цветущему пышным цветом в сердцах разумных существ, нетрудно найти себе новый носитель.

Так что берегись, Джарлакс. Берегись.

Дзирт До'Урден

Двайвел Тиггервиллис на цыпочках вошла в маленькую, плохо освещенную каморку на нижнем этаже своего заведения «Медный муравей». Двайвел по праву являлась одной из самых влиятельных женщин-хафлингов в городе: она умела думать, хитрить и обращаться с оружием, поэтому ей было непривычно с такой осмотрительностью входить в помещения собственного дома, надежнее которого во всем Калимпорте было не сыскать. Однако ни одно место на земле нельзя было считать вполне безопасным, если там находился Артемис Энтрери.

Когда она вошла, он шагал из угла в угол и никак не отреагировал на ее появление. Двайвел удивленно подняла бровь. Она видела, насколько взвинчен он был в последнее время, и была одной из немногих за пределами дома Басадони, кто знал причину такого состояния наемника. Темные эльфы проникли в Калимпорт, а Энтрери прикрывал их деятельность. Двайвел и раньше верила слухам, что дроу опасны и чудовищно коварны, но в этом можно было убедиться, бросив один-единственный взгляд на прежде холодного и бесстрастного убийцу. Никогда раньше не проявлял он такого беспокойства, и Двайвел даже не подозревала, что он может быть в разладе с самим собой.

Еще более странным было то, что Энтрери стал поверять кого-то в свои личные дела, — с ним такого не случалось никогда. Все же, хоть это и выглядело невероятно, маленькая женщина не опасалась подвоха. Энтрери будто разговаривал сам с собой, приводя в порядок мысли, по какому-то неясному побуждению позволяя Двайвел при этом присутствовать.

Она чувствовала себя в высшей степени польщенной, понимая, однако, какими опасностями чревато такое доверие. С неспокойной душой Двайвел опустилась на стул и стала внимательно слушать, стараясь ничего не упустить. Первое открытие она сделала, задержавшись взглядом на стуле у дальней стены. Там стояла полупустая бутылка муншэйского виски.

— Да на каждой улице, за каждым углом этого проклятого города их полно, — говорил Энтрери. — Они бахвалятся своими шрамами и оружием, словно это знаки почета, и так рвутся достичь славы, что совсем перестали понимать, во имя чего стараются. Им нужно положение и внешняя мишура, больше их ничто не волнует.

Он говорил вполне внятно, но все же было заметно, что он влил в себя изрядное количество виски.

— С каких это пор Артемис Энтрери стал обращать внимание на уличных головорезов? — поинтересовалась Двайвел.