Хелег Харт - Эссенция пустоты [СИ]

Расторум – древний город, хоть по нему и не скажешь. Даже название это никто не смог бы перевести: эланы, которые его основали, как народ перестали существовать тысячелетия назад. Сохранились предания, что Древний Элан образовался через несколько веков после Великой Чумы, но уже в середине той же эпохи государство кануло в забвении. До обласканного солнцем побережья добрался Трон-Гарад, и вся эланская культура развеялась по ветру. В целом же Расторум разрушали до основания и заново отстраивали почти десяток раз, его история насчитывала более ста веков, что было даже больше, чем у Лотора, выросшего на развалинах Трона.

Нет ничего удивительного в том, что жители столицы Прибрежья безмерно гордились своими древними корнями (от которых давным-давно ничего не осталось), а потому очень пеклись о чистоте крови. Отчасти поэтому здесь так ревностно отстаивались старые традиции и уклады, а к чужеземцам относились с больши́м недоверием.

Чванливые таны, скрупулёзно подсчитывающие века, а иногда и тысячелетия с момента появления своего рода, жили в Квартале Фонтанов, так же называемом Белым Городом. Разумеется, самая красивая и богатая часть города была обнесена дополнительной крепостной стеной и тщательно охранялась от обитателей остальных кварталов. А как иначе? В «Фонтанах» даже домов не было – только дворцы, в которых на каждого благородного приходилось по двадцать-тридцать рабов и прислуги.

За внутренней крепостной стеной располагались кварталы жителей победнее или же недостаточно родовитых, чтобы жить в Белом Городе. Здесь степень благородства измерялась уже не столько деньгами и родословной, сколько близостью дома к Белой Стене. Чем богаче семья – тем ближе к Стене она стремилась поселиться. Очень немногим из живущих в этой части города везло стать супругом или супругой какого-нибудь троюродного внучатого племянника тана. Остальные же, как могли, пытались свести концы с концами, чтобы, не дайте Боги, не пришлось переселяться в район пониже.

Всё потому, что в этих самых «районах пониже» жить было намного страшнее. Совет танов даже не пытался поддерживать здесь порядок – стража получала копейки и работала в основном за взятки (попадаться на которых, впрочем, было чревато казнью). Однако человека, желающего удобно спать и вкусно есть, угроза поимки со временем пугать переставала. Грабить тут было особо некого – плебеи и ремесленники с трудом оставались на плаву, платя то тем, то другим, многие голодали неделями, так что стоимость человеческой жизни здесь падала до горсти медяков или же булки хлеба. Естественно, здесь же водилось больше всего возвратных мутантов, и они знатно сокращали бы население, не будь в городе вездесущей Службы Чистильщиков со штатом в добрую сотню человек. Истребители мутантов, несмотря на статус влиятельнейшей гильдии в городе, построили свою контору именно в трущобах – чтобы не ходить далеко. Только благодаря им в нижних районах ещё возможно было жить, хоть и на грани с чистым выживанием. Не имея возможности заниматься хозяйством, нищие горожане чаще всего работали на более зажиточные семьи, по бумагам оставаясь свободными, на деле же являясь рабами.

Но даже этим несчастным могли позавидовать жители портового района. Здесь, среди охраняемых пристаней, верфей и складов обитали люди-призраки – разномастные изгои, бездомные, юродивые и беглые рабы, которые пробавлялись в основном сырой рыбой. Большинство из них опасалось попадаться на глаза кому бы то ни было, потому как плодили заразу, и любой моряк или стражник считал своим долгом убить «гниду» с теми же брезгливостью и омерзением на лице, с какими давят крысу или таракана.

И всё же, Прибрежье – страна мореходов, государство повелителей Южного Моря, поэтому без трактиров с забитыми ромом погребами никуда. В портовом районе они стояли на каждом углу. Из-за этого большинство матросов и город-то ни разу не видели: с корабля – в кабак, из кабака – снова на борт и в путь. Вот уж где воистину не утихало веселье! Даже стены, если бы только могли, спели бы наизусть любую корабельную песню, а столы и стулья, познав разрушительную силу моряцкой удали, менялись едва ли не ежедневно.

В одно из таких заведений под нисколько не претенциозным названием «Три русалки», аккурат к началу вечерней попойки, вошли двое.

Старший из них, бородатый, с матросским платком на голове, обернулся к спутнику: