Гай Хейли - Пертурабо - Молот Олимпии

Дантиох сошел с парапета и направился к стенным воротам. Крепость, возведенная всего несколько месяцев назад, выглядела так, будто простояла много тысяч лет. Укрепления состарились неестественно быстро под воздействием искажающей время ауры хрудов, также от нее не были защищены и легионеры. Астартес считались бессмертными, но Барабас костями чувствовал тяжесть возраста. Назойливое щекотание в груди с каждым вздохом грозило перерасти в кашель. Волосы, прежде черные, как уголь, поредели, на висках их тронула седина. Даже Золан не решался высказать страх, снедавший боевых братьев — страх, что все они постепенно умирают. Это было просто невозможно. Но именно это и происходило.

Кузнец войны поднял глаза к небу. Неказистая жемчужина тусклого солнца, на которое можно было смотреть, не щурясь, опускалась на запад. Дантиох поспешил к арсеналу, усилием воли отрешившись от боли в суставах.

Хруды всегда приходили ночью, а ночь приближалась быстро.

Фортрейдон почувствовал хруда еще до того, как увидел.

Присутствие ксеносов искажало саму ткань пространства и времени. Окружавшая их необыкновенная аура изменяла состав воздуха и сгущала, ускоряя движение частиц. Разгоняемый быстрее естественной нормы, свет приобретал оттенок чуть ближе к синей границе спектра.

Но худшим и самым явным их проявлением был жар. В туннеле резко стало душно — неизменно верный признак того, что хруд где-то поблизости.

Андос Фан, разведывавший обстановку в тридцати метрах от основного состава 165-й роты 16-го гранд-батальона, застыл у туннельной развилки и вскинул руку, показывая остановиться. Щелчками боксов и условными жестами легионеры передали команду позади идущим товарищам. Две шеренги воинов в напряженном ожидании по бокам туннеля — безжизненный свет вяло поигрывал на изгибах тусклых серо-стальных доспехов. Не в натуре Железных Воинов было осторожничать в бою, но борьба с хрудами преподала им немало жестоких уроков — например, приучила использовать разведчиков вроде Фана. Пусть лучше кто-то один рассыплется прахом от моментального старения во временной мине-воронке, чем все разом.

— Фиксирую температурный скачок, — передал по воксу Андос. — Сильный.

— Позволь взглянуть твоими глазами, брат, — отозвался капитан Анабаксис.

Его голос разлетелся по всей роте.

Фан собрался с духом, а затем прильнул спиной к стене, держа болтер наготове, заглянул за скругленный угол, передавая командиру изображение со своих авточувств, и быстро вернулся в прежнее положение.

В ушах десантников раздался щелчок — капитан переключил вокс на частный канал, оставив роту дожидаться приказов.

Фортрейдон силился держать себя в руках. Вряд ли еще кто-то в 7-м тактическом отделении разделял его тревожное волнение. Страхом это не назовешь, но темпораферроксы, как ни крути, заставляли понервничать. А ведь это была его первая кампания и всего лишь третья битва. Глубокие шрамы там, где апотекарии резали его плоть и вживляли нейроконтакты, все еще болели по ночам. Дыхание под шлемом, к которому он до сих пор не привык, напоминало громовые раскаты. На визоре, требуя внимания, мигали руны и бежали потоки данных. Пульс частил. Сначала шесть месяцев тренировок и казавшихся бесконечными хирургических операций, а теперь вот это. От стремительных перемен кружилась голова — всего за год из младшего гоплона Эдифа он превратился в полноценного легионера.

«Железо внутри, железо снаружи», — пронеслось в голове у Фортрейдона.

Другим тоже было нелегко. Хотя внешне они оставались теми же бесстрашными, что и всегда, эта кампания тяжело отразилась на них: его братья становились все более замкнутыми, немногословными и вспыльчивыми. Не такой он представлял себе бытность Железных Воинов.

— Чего стоим? — спросил Удермайс.

— Из предосторожности, — ответил ему Генуе Келлефон и перехватил огнемет, отчего в баке заплескалось топливо.

Несмолкающее шипение горелки-зажигателя успокаивало Фортрейдона. Келлефон относился к нему добрее остальных, и молодой легионер был рад видеть его рядом.

— К черту предосторожности! Нужно ворваться внутрь и перебить всех немедля! — заявил Ясерон Занкатор, которого все звали Истязателем.

Почему так, становилось ясно любому, кому хоть раз довелось сражаться с ним в одном строю.

— Разрази меня Тефей! Готов спорить, у них тут архив, — пробормотал Харракис.