Елизавета Дворецкая - Щит побережья. Книга 1 - Восточный Ворон

Атла тем временем теребила мешок на другом боку лошади. От радости ее бледноватое личико расцвело, глаза оживились и заблестели. Атла и в лучшие-то дни не отличалась красотой, а долгие скитания сделали из нее какую-то тощую троллиху. Чему особенно помогало то, что правый глаз с бровью у нее были чуть ниже, чем левый. И не скажешь, что ей всего-то двадцать лет. У беды нет возраста. Большие темно-серые глаза с резко очерченным верхним веком, из-за которых ее прозвали Совой, раньше смотрели насмешливо, а теперь стали угрюмыми и настороженными. Но сейчас она почти улыбалась и нетерпеливо откинула от глаз тонкую прядку темно-рыжеватых, слипшихся под капюшоном волос, чтобы не мешали.

– А тут рыба, – бросила она из-за лошади. – Поди достань дров, можно похлебку сварить. Там есть какой-то котелок – если он не дырявый…

Вальгард пошел назад к опушке леса. Он никогда не возмущался и не кричал, что женщина не должна приказывать воину, если женщина говорила то, что следовало. Раньше, в усадьбе, Атла и Вальгард не обращали друг на друга никакого внимания, а сейчас, оставшись вдвоем, поладили не так уж плохо.

Начало темнеть, и это пришлось весьма кстати, потому что дым в светлом небе указал бы на их убежище. Зато теперь в избушке стало так тепло, что Атла сбросила ненавистную накидку. Похлебка из ячменя и сушеной рыбы утешающе кипела в котелке, который оказался не слишком чистым, но целым. Помешав похлебку, Атла вздохнула почти с удовольствием и подцепила кусок рыбы ложкой. Ложка была совсем хорошая, липовая, только кончик длинной ручки слегка расщепился. Ложку им в одной усадьбе подарили сами хозяева. Это оказались неплохие люди, но ничего больше они сделать для гостей не могли.

– От моря пахло дымом, – сказал вдруг Вальгард. Он был немногословен и сидел с другой стороны от очага, бесстрастно выжидая, пока похлебка сварится.

Атла вскинула голову.

– Там, должно быть, усадьба, – продолжал Вальгард. – Тут на побережье живет много народу. Пойдем?

– А если это была их лошадь? – спросила Атла. Теперь, когда у нее имелось по мешку ячменя и рыбы, ей совсем не хотелось опять к людям. – Нам не слишком обрадуются. Обвинят в грабеже. Зачем нам это нужно?

– Я их не грабил. – Вальгард слегка пожал плечами. – Я им слова не успел сказать.

– А их ячмень мы съели, – ехидно заметила Атла. – Это то же самое. Можешь быть уверен, тамошний хозяин назовет это грабежом. Зачем нам это надо?

– Ты можешь пойти одна, – предложил Вальгард. Не так чтобы он хотел избавиться от Атлы, но понимал, что ей не под силу скитаться без конца. – Тебя никто не видел. А здесь тихое место. Сюда фьялли придут не скоро. Если вообще придут.

– А чего я там буду делать, в чужой усадьбе? – враждебно спросила Атла, как будто Вальгард желал ей зла. – Чтобы хозяйка кидала мне кости, как собаке, а каждый жеребец из дружины считал, что имеет на меня все права? Вот еще! Переночуем тут, а утром поищем другую усадьбу, подальше, и пойдем туда оба. Может, пустят.

Вальгард пожал плечами. Он мог предложить Атле что-нибудь, но решать предоставлял ей самой. Однако раньше или позже идти к людям все равно придется. Они прошли половину полуострова от середины на восток, дальше – только море.

Помешивая похлебку, Атла гневно двигала ноздрями и поджимала губы, словно продолжала мысленно спорить. Она сама не слишком понимала, почему ей так противна мысль пойти поискать приюта в чужой усадьбе. Расставание со старой усадьбой Перекресток было слишком внезапным, и даже память о зареве пожара не могла убедить Атлу, что эта разлука бесповоротна. Искать себе новый дом означало признать прежний мертвым. Нет больше гридницы*, где она днем пряла с женщинами шерсть, а вечером Орм и Виндир вечно ссорились из-за лучшего места и нередко завершали ужин дракой на общую потеху. Нет долговязого чудака Арне, который в эту зиму с чего-то вдруг начал к ней подлаживаться: за дурочку посчитал, что ли? Атла никогда никого не любила и в то, что кто-то может полюбить ее, не верила. Нет кухни, где столом для рабов служил огромный черный камень. Рассказывали, что этот камень лежал себе и лежал на своем месте, а уж кухню, вместе со всем домом, построили вокруг него. Нет неряхи Асрид, которая никогда не закрывала дверь как следует и лишь добродушно махала рукой, когда женщины жаловались на сквозняк. И женщин этих тоже нет. Но образы оставались такими живыми и яркими, что хотелось оглянуться, пошарить вокруг: где ты, моя привычная, неизменная, вечная жизнь? Прежняя вечность сменилась другой, но Атла еще была погружена в старую, и нынешняя бесприютная жизнь казалась дурным сном, нелепой ошибкой. Казалось, что они отстали и сейчас догонят: и гридница, и черный камень-стол, и Асрид, и Арне…