Стивен Бакстер - Дети времени

Затем настало время еще более драматических событий: мутация целого отряда живых существ. Извивающееся множественное создание, растекшееся при появлении Кале, было потомком сифонофор, колонией морских организмов, наподобие португальского кораблика. Эти обладающие бесконечной приспособляемостью и невероятной биологической способностью к мутациям сложносоставные существа, выйдя на сушу, заселили пресные водоемы, землю, траводеревья и даже воздух.

Кале чувствовал, как во всем, что он видит, сквозит некая неуловимая странность. Необитаемая Антарктика оказалась последним местом на Земле, где проявилось эволюционное творчество. Но неумолимый тектонический дрейф в конце концов пригнал континент к плавучим сообществам, странствовавшим над затопленной Индией, и великому эксперименту суждено было завершиться. Кале с широко распахнутыми глазами озирался вокруг, он жаждал увидеть больше.

Над головой пролетело копье с коралловым наконечником, раздался рев. Потрясенный мальчик отшатнулся, едва не упав.

Зеленая поляна перед ним расползлась и скрылась. Откуда-то появилось громадное существо. Серокожее, на двух тонких передних ножках, с мощным хвостом, чудище словно целиком состояло из головы. Из шеи торчало древко. Еще один продукт мутаций: хрящевая рыба, отдаленный потомок акулы. Зверь распахнул похожую на пещеру пасть, обдав Кале кровавым дыханием.

Лия появилась рядом с сыном. «Идем», — мать схватила его под мышки и потащила прочь.

Вскоре, пожевывая на отмели змеиное мясо, Кале оправился от пережитого потрясения. Рассказы о громадных осах и большущей сухопутной акуле оживили всех. В тот момент мальчик и представить себе не мог, что ему придется вернуться к кошмарам джунглей.

Но конечно же, он еще не раз отправится туда. Не пройдет и тысячи лет, как потомки Кале, пройдя всю Антарктиду из конца в конец, вместе со змеями и недавно прирученными боевыми осами загонят на охоте последнюю из сухопутных акул и сделают из ее зубов ожерелье.

Близнецы Бел и Тура выросли в плоском мире — на берегу, между бескрайним океаном и похожей на столешницу землей. Но вдалеке брат и сестра видели горы: бледные конусы, в багряной дымке становящиеся пурпурными. Сколько Тура помнила себя, ее всегда манили горы. Ей так и хотелось приблизиться к ним, она даже мечтала взобраться на вершину.

Но разве туда попадешь? Народ Туры населял побережье, питаясь мягкотелыми потомками неотеничных крабов. Суша представляла собой красную пустыню, устланную сверкающими солончаками, где не возможна никакая жизнь. Горы были недосягаемы.

Затем, на одиннадцатый год жизни Туры, земля неожиданно зазеленела.

В стареющем мире вспышки вулканической активности по-прежнему случались. Вместе с потоками базальтовой магмы в атмосферу выплескивался углекислый газ. Подобно тому как раньше десятилетиями ждали дождя цветы пустыни, их отдаленные потомки тоже ожидали недолгого вулканического лета, чтобы зацвести.

Тура и ее брат вынашивали общий план давно. Второго такого шанса может больше никогда не представиться: зелень исчезнет через год и, может быть, больше не появится ни разу за всю их жизнь. Ни один взрослый не одобрил бы их план. Но никому из взрослых и не нужно знать о нем.

Рано утром дети ускользнули из деревни. Одетые лишь в сплетенные из водорослей килты, с любимыми ожерельями на шеях, брат с сестрой были очень похожи друг на друга. Предвкушая приключение, они смеялись на бегу, голубые глаза сияли и казались еще ярче на фоне ржаво-малинового пейзажа.

Бел и Тура жили там, где некогда располагалось западное побережье Северной Америки, но это не имело значения — и во времена Урлу весь мир был одинаков. Только теперь настала эпоха сверхконтинента.

Медленно сдвигаясь, материковые плиты объединились, в точности повторяя очертания прежнего исполинского монолита, раздробившегося задолго до появления динозавров. Пока воды Мирового океана бушевали в ревущих штормах, внутренняя часть Новой Пангеи превратилась в безжизненную пустыню, а люди переселились к устьям крупных рек и к береговой линии. Великое слияние, словно барабанной дробью, сопровождалось вымиранием видов, и всякий раз мир восстанавливал силы, хотя каждое новое возрождение было уже не столь бурным, как прежде.

Прошло двести миллионов лет, преже чем сверхконтинент стал выжженым и прокаленным. А потом — еще двести. Но люди жили почти так же, как и раньше.