Ноа посмотрела на часы.
— У тебя есть ровно полчаса на то, чтобы попытаться изменить себя. Иначе ты просто исчезнешь. Стать снова человеком за два часа — задача не из легких. Попробуй стать алмангом.
Лицо доктора Ши просветлело. Теперь он смотрел на свою дочь, точно новорожденный или недалекий.
Ноа встала и направилась к двери.
— Полчаса, — напомнила она и ушла.
* * *
— Вайю?
— Эйда?
— Внутри меня постоянно звучит одна и та же мелодия. Она из той песни, помнишь?
— Из какой?
— Ну, той, что ты пела, стоя на спине железной мухи. Ну, давай же, радость моя, спой мне ее поскорее, и я приду к тебе.
Земные тела Вайю и Эйды заколыхались, соединились и вспыхнули ослепительным белым светом.
* * *
— Софи, ты просто прелесть, — заключил Луи, обняв и звонко чмокнув жену в щеку.
Они сидели на скамейке в парке. В изумрудной листве играли мягкие лучи весеннего солнца. Сколько прошло времени — минута, час или больше? Вечерние тени напоминали о чем-то вечном и прекрасном, и весь мир вокруг и люди в нем были родными.
Она держала в руке мороженое в вафельном рожке и, дирижируя им, напевала их с Луи любимую песню. Луи подпевал. Фальшивил, но пел от души. Софи замахала на него руками.
— Кем ты дирижируешь? — удивленно спросил он, оглядываясь по сторонам, и Софи покатилась со смеху. Смеялась она совсем по-детски — звонко и заразительно. Они болтали о всяких мелочах, не замечая времени, и были счастливы.
— Я хочу научиться танцевать фламенко, — заявила она.
— Нет проблем. Начнем прямо сейчас, Кое-чему я все же успел научиться, — подмигнул он, и подал ей руку.
Потом Луи учил Софи танцевать. Он еще не знал, что внутри нее зародилась новая жизнь. Венец под водой. Их ребенок. Новый человек на Новой Земле.
* * *
Я живу под водой, и скоро выйду на поверхность. Я чувствую связь с кем-то невыразимо прекрасным, чей голос ласково поет мне о том, как хорош мир снаружи. Там любуются розовыми закатами, слушают ночную песню соловья, купаются в благоухании роз и молочном тумане над водой, пьют вино и занимаются любовью. Я оставила своих детей, научив их творить новый мир, и упала с неба в безбрежный океан. Знаешь ли ты, что поглощается тьмой, и без чего нет света? Впереди я вижу два столпа, а между ними узкий пролив. Я слышу низкий голос. Он не такой певучий, как тот, что поет мне колыбельную на ночь и называет водным ангелом. Он обещает показать мне что-то особенное, и рассказывает сказку о прекрасных эльфах. Называет меня своим хвостом, который он оставил в воде. Это уморительно. Я смеюсь. Воду пронизывают лучи света. Я вижу их зеркальное отражение. Мне пора двигаться вперед. Я знаю, что, войдя в новый мир, я могу забыть о том, кто я. Поэтому я снова и снова повторяю: «Я никогда не забуду, откуда я пришла. Нас было много, и все мы были, как один. Нам пришлось разделиться, только так мы могли открыть дверь в другие миры, где бережно хранили и преумножали свет. Каждый из нас несет в себе память о нашем единстве. Я никогда не забуду. Никогда. Теперь мне пора. Я выхожу.
«Я выхожу», — пробормотал Пит и открыл глаза. Он обнаружил себя сидящим в хвосте полупустого вагона метро. Двери открылись, он встал и вышел из вагона. Самочувствие было прекрасным.
Белая станция и розовый информационный щит возле черного эскалатора, показалась ему незнакомыми. Последний раз он был здесь неделю назад, и все было по-другому.
В кармане куртки зазвонил телефон.
— Патрик! — обрадовался Пит. Зашел на эскалатор и продолжил разговор, провожая взглядом люминесцентную полосу зеленого цвета, тянущуюся вдоль стены. Глядя на нее, Пит нахмурился.
— Где ты застрял? — низким голосом пробубнил в трубке Патрик.
— Из метро выхожу. Скоро буду.
— Ждем, — сказал Патрик и отключился.
Пит сошел с эскалатора и направился к выходу. Снаружи — знакомый сквер, но каким-то чудом он перенесся на противоположную сторону улицы. Пит в нерешительности остановился и стал присматриваться. Деревья других пород. Одиночные прохожие светились розовым светом. Он остановился, провожая их взглядом. Проходя мимо него, они улыбались и здоровались. На каком языке они говорили? Какой бы это ни был язык, Пит его понимал.
С другой стороны сквера стояли большие, каменные дома, отбрасывающие длинные тени. Солнце садилось, и его свет становился мягко-голубым.
— Боже Всевышний, где я? — прошептал он, и сотановился. В своем длинном, почти до щиколоток, пальто, сшитом на манер бурки, он выглядел почти, как монумент. Под распахнутым пальто сумка наперевес. Волнистые волосы с золотым отблеском растрепаны.
Читать дальше