Генри Олди - Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель

— А ты хвостом деланный! — отыгрался Эвримах.

В ответ Тритон сжал кулаки. В глазах его стояли слезы: то ли вот-вот расплачется, то ли кинется дубасить всех подряд. Амфитрион на всякий случай отступил. Таким кулачищем попадет — зашибет насмерть. Эвримаху повезло: он легкий, просто улетел. А могла голова отдельно улететь, а тело — отдельно.

— Тебе сколько лет-то, Тритон?

— Десять. И еще четыре. А что?

Эвримах выразительно постучал себя по лбу, открыв рот. Звук вышел — будто из пустого горшка. Мол, все ясно с этим Тритоном. Ветер между ушами гуляет. Где ж оно видано, чтоб матерый парняга с мелочью водился?

«Папа рассказывал, — вспомнил Амфитрион, — рассудком скорбные врать не умеют. Ума им для вранья не хватает…»

— Не слушай ты их, Тритон. Отец твой — кормчий?

— Ага…

— На корабле плавал?

— Плавает дерьмо в луже! На корабле ходят…

Фраза была чужая, не Тритонова.

— А ты сам в море ходил?

— А то! — Тритон приосанился, забыв про обиды. — С папашкой, значит, и брательниками. Я сильный! С семи лет в матросах…

— Залива… — начал было Эвримах.

Амфитрион, не оборачиваясь — как умел это делать дедушка Персей — показал ему кулак, и Эвримах заткнулся.

— А в Тиринфе ты как оказался?

— Дык с папашкой я! Он к вашему, значит… К Персею. Он там, а я жду.

Тритон поразмыслил и уточнил:

— Тут.

— Зачем?

— Папашки нет, вот и жду!

— С тобой все ясно. Отец твой зачем к Персею пришел?

— Ну ты совсем глупый… Воевать пришел.

— С кем?!

На миг почудилось невообразимое: какой-то кормчий, отец придурка-Тритона, прибыл в Тиринф, чтобы объявить войну Персею Горгоноубийце. Сейчас выйдут на двор, шлемоблещущие, и сойдутся на копьях… К счастью, Тритон развеял это дикое подозрение, заменив его на еще более дикое:

— С гадом этим… С Косматым. С кем же еще? Папашка раньше боялся. Винище год лакал. Неразбавленное. Орал ночами — я аж прятался. А потом как даст кулаком в стену! Все, мол. Иду, значит, к Персею. Косматого бить. За наших утопленников. Айда со мной, болван? Ну я и айда. Куда ж я без папашки?

От слов парня Амфитриона пробрала дрожь. Косматого бить? Танцует во дворе одержимая — эвоэ, Вакх! Ветер пахнет кровью — эвоэ, Вакх! Топчут кони грозного Ликурга — эван эвоэ, Вакх! Слишком много за один день для впечатлительного мальчишки. Может, потому и вступился Амфитрион за пришлого, потому и развязал язык пустоголовому здоровиле: слушать бесхитростные байки про волны и корабли. Забыть о вакханалии, о грозовой туче над Тиринфом… Не получилось. И тут — Косматый. Неужели это и есть проклятие?

— Ты ничего не путаешь? С чего бы кормчему воевать с Косматым?

Тритон в ответ осклабился — мол, меня не проведешь! Из уголка рта на хитон закапала слюна, но парень этого не заметил, увлечен беседой. С ним говорили, его слушали; он — в центре внимания! Связная речь давалась Тритону с трудом, но он очень старался.

— Дык все ж знают! Про Персея. Что они с Косматым… ну… Враги, значит! Вот папашка и решил… К Персею, да. Чтоб тоже, это… Косматого по шее! За брательников, за команду нашу… Мы ж не знали, что он… Ну, продать хотели, не без того… А он, гадюка… наши потонули-то, значит, — Тритон шмыгнул носом. — На дно пошли. Одни мы с папашкой остались. Чисто сироты. А мы ж пираты, мы за своих глотку рвать должны…

— Пираты? — ахнул Амфитрион.

И больше не перебивал.

Икария скрылась за горизонтом. Ладья переваливалась на пологой зыби, как баба на сносях, ковыляющая по гальке берега. Корабль забирал на восток, в сторону не видного пока острова Самос. С небес исправно жарил Гелиос — из каждой волны подмигивал, слезу из глаз вышибал. На небе — ни облачка. Сплошь выцветшая бирюза, без единой белой трещинки. А вот поди ж ты — упала на море дурная муть. В пяти стадиях не разглядишь ничего: парное молоко…

Что за напасть, Тифон ее заешь?

Выругавшись, кормчий Навплиандр сплюнул на палубу. Настоящий моряк за борт харкать, Владыку Пелагия [16] Пелагий — Морской. Постоянный эпитет бога морей Посейдона. гневить, не станет. Ладно, места знакомые. Мимо Самоса не промахнемся.

— Не сбились ли мы с курса, уважаемый?

Перед Навплиандром, как прыщ на ровном месте, подбоченился смазливый юнец — единственный пассажир ладьи, он взошел на борт в гавани Икарии. Юнцу нужно было на Наксос. «Туда и идем», — не моргнув глазом, сообщил красавчику племянник кормчего и тайком подмигнул дяде. Дядя с одобрением кивнул обоим: да, мол, на Наксос; молодец, племяш. Сейчас, окинув взглядом женственную фигуру юнца, Навплиандр в очередной раз уверился: удача сама приплыла в руки. Ишь, бедро выпятил — точно баба! Пухлые губы, кудряшки… На невольничьем рынке Самоса найдутся любители насадить красавца на вертел и славно поджарить. Хорошую цену отвалят. Устроим торг — пусть дерутся, набавляют…