Бен Каунтер - Молот демонов

Рабы выкатили вперед сани, на которых были разложены остальные части доспехов Серых Рыцарей. Они были по-прежнему покрыты кровью сражения на Сартис Майорис.

— Это дар, мой господин, — сказал Веналитор.

Аргутракс пренебрежительно фыркнул.

— Принимаю с благодарностью, герцог, — ответил Эбондрак, — это воистину редкий трофей. Велите вашим рабам доставить их ко мне во дворец.

— Будет исполнено.

— Итак, — произнес Эбондрак, разглядывая Серых Рыцарей, — игры Карникаля увидят, как охотники за демонами убивают себе подобных во славу Бога Крови. Только не говорите, что Кхорн не оценит этого юмора.

Эбондрак развернулся и прошествовал дальше, разглядывая других пленников, которыми торговали лорды Дракаази. Ни у кого из них не было ничего и близко похожего на редчайшую добычу в виде пары Серых Рыцарей, и ни один из лордов не мог похвастать, что может выставить на арену таких воинов. Прежде чем направиться к шатру, Веналитор взглянул напоследок на Аргутракса. Его надсмотрщикам предстояла большая работа, поскольку игры Карникаля открывали сезон поклонения Кхорну на аренах Дракаази и от того, как выступят рабы Веналитора, зависит его положение среди лордов планеты. Учитывая, что под его знаменем будут сражаться два Серых Рыцаря, игры, конечно же, пройдут для него удачно.

Кхорн в своей обители в варпе издаст рев радости, когда охотники за демонами будут принесены в жертву в схватке во славу его. Варп не скоро забудет герцога Веналитора с Дракаази.

— Это «Гекатомба», — сказал Холварн. — Я слышал, как один из них упомянул его название.

— Один из них?

— Из рабов, тех, что похожи на насекомых.

— И что это такое? Тюрьма?

— Корабль.

Аларик натянул цепь, хотя и знал, что это бесполезно. Он был прикован к стене крохотной темной камеры, настолько маленькой, что стоять он мог, лишь пригнувшись. Пол в пятнах засохшей крови был устлан грязной соломой. Стоял невообразимый смрад. В этих камерах умирали люди.

Сквозь железную решетку в стене Аларик мог различить силуэт Холварна. После демонстрации на невольничьем рынке Аларик на некоторое время потерял сознание. Лишить космодесантника чувств было не так-то просто; причиной тому наверняка был ошейник, ослабляющий его разум.

— Ты видел его? — спросил Холварн.

— Кого?

— Дракона.

— Да. — Аларик вспомнил это существо, нависшее над ними, словно в ночных кошмарах. Разумеется, это был вовсе не дракон. Драконы — это мифологические существа, похожие на крупных ящеров, обитавших на бесчисленных негостеприимных планетах. — Видел, и еще того раздутого демона. Хоть мой разум и затуманен, ему не удалось скрыть свою сущность. А рыцарь в красных доспехах — тот самый, кто взял нас в плен на Сартис Майорис.

— Я видел, как ты дрался с ним. Просто геройски, юстикар. Благодаря твоему примеру было перебито немало нечисти.

Аларик вздохнул:

— Он победил меня и взял живым. Но наш спор еще не окончен. — Сквозь решетку он мог различить лицо своего товарища. — Что с остальными? С отделением?

— Тейн погиб, — ответил Холварн. — Я видел, как он умер. Насчет Дворна и Визикаля не знаю. Нас окружили и разделили. Возможно, их тоже взяли в плен, но я их не видел. Да простит меня Император, но я не думаю, что у Сартис Майорис был хоть какой-то шанс.

— Наверно, нет, — согласился Аларик. Он почувствовал, как наклонился пол камеры, и услышал далекий рокот откуда-то из недр «Гекатомбы». Все-таки это был корабль, и он поскрипывал на ходу.

— Как ты думаешь, куда нас везут? — спросил Холварн. — Собираются принести в жертву?

Аларик поглядел на свои руки, скованные в запястьях.

— Я думаю, у них куда более сложные планы насчет нас, — ответил он. — Как правило, для того, чтобы удовлетворить Бога Крови, недостаточно просто чиркнуть ножом по горлу. Я уверен, что для нас у них в запасе кое-что поинтереснее.

— И кто такие эти «они», как ты думаешь, юстикар?

Аларик долго молчал. В самом деле, кто? Сама природа Хаоса подразумевала, что его нельзя классифицировать. Несмотря на тома запрещенных книг в библиотеках Энцеладской крепости, несмотря на знания, переполняющие умы инквизиторов, Хаос невозможно было поделить на категории или препарировать, словно заспиртованные образцы. Хаос — это изменения, это энтропия и разложение, но это также и избыток жизни и эмоций, извращенное рождение и смерть тоже. Всякий раз, когда кому-нибудь вроде Аларика казалось, что он понял врага, порожденного Хаосом, враг этот менялся, не только для того, чтобы сбить с толку охотника, но потому, что изменчивость была частью его природы.