Дэн Абнетт - Сожжение Просперо

Волки тоже не отставали. Оправившись от потрясения после сокрушительного удара магии, они устремились вперед вслед за Сестрами, не уступая им ни в искусстве боя, ни в стремлении убивать. Война снова вернулась в рамки реальности физического мира. Она опять состояла из ударов, взрывов и боли. Потоки крови скрыли последние остатки травы, а ее брызги повисли в воздухе розовым туманом.

Вместе с нуль-девами в бой вступили и Кустодес. Их золотые доспехи ярко сверкали в самой гуще сражения. Освободившись от своих обычных обязанностей телохранителей и оказавшись на поле боя, они были неудержимы, как любой из Волков. Лезвия их алебард жаждали крови…

Наполните мой кубок. Я тоже испытываю жажду. Напряженное сказание иссушило мое горло. Я хочу, чтобы вы услышали его целиком. Я хочу, чтобы вы всё увидели своим мысленным взором.

Мы теснили их к огромным стеклянным пирамидам Тизки. Десантные капсулы падали с неба метеоритным дождем. Стало плохо видно: освещения не хватало. Дневной свет испортился, как портится мясо.

Оскверненная Тизка лежала в развалинах. Большая часть ее улиц была уничтожена, а здания и монументы разрушены. Под ногами хрустели обломки и мусор, местами образующие целые холмы и хребты, кое-где уже изрытые снарядами. Повсюду лежали трупы, воронки и выбоины постепенно заполнялись кровью. Кровь журчащими ручьями стекала между разбитыми трубами и остатками каменной кладки. О некоторых отлетевших душах напоминали только застрявшие среди мусора бесформенные клочья плоти.

Каждая стадия наступления означала подъем на гору, которой не было на этом месте еще час назад. Покрытые сажей ненадежные склоны таили в себе предательские ловушки. Воздух мерцал от лучей и пульсаций лазеров, над головами то и дело пролетали тяжелые снаряды и со свистом проносились ракеты. Ливень микрочастиц, образовавшихся после взрывов, шел почти постоянно, а вместе с пылью падали капли маслянистой жидкости, поднятой из вскипевших океанов. Тяжелые бронированные машины, покрытые копотью и грязью из этого дождя, с лязгом преодолевали завалы обломков и беспрестанно изрыгали огненные вспышки. Пневматические пушки после каждого выстрела неохотно откатывались назад из-за сильной отдачи. Главные орудийные башни громыхали, словно голос самого Всеотца. Стаи ракет с завыванием пролетали над нами, отыскивая свои цели.

Вслед за Богударом и Орсиром я карабкался на очередной холм из бесформенных обломков и изо всех сил старался не отставать от своих рвущихся в бой братьев.

Мы поднялись на вершину и увидели, как на западе начинает рушиться одна из огромных стеклянных пирамид. Медленно расширяющийся луч ослепительного света поглотил ее и заставил колоссальное сооружение рухнуть в огненные объятия.

Сразу же раздался единодушный хор завывающих Волков. Этот звук — то ли плач, то ли утробный рык — заглушил все остальное: и громыхание залпов, и грохот разрушений. То, что я, как чужак, сейчас скажу, всем вам известно, как воинам Астартес. Это самый леденящий душу звук во всей Вселенной. Это первобытный вопль, предшествующий смерти. Никто не в состоянии его забыть, если услышал хоть один раз, а из тех, кто его слышал, лишь немногим удалось остаться в живых. Он возвещает о грядущем разрушении, возвещает о том, что время милосердия и пощады закончилось. Это звук возмездия Шестого легиона, охотничий клич Космических Волков. Это несущий ужас крик творцов вюрда. Он превращает кровь в лед, а внутренности в жидкость. Я никогда не поверю, что Тысяча Сынов, хотя они и Астартес и не должны испытывать страх, не пришли в ужас, когда услышали этот клич.

Вы пугаете меня, братья-волки. Вы пугаете всех .

Моему повторяющемуся сну очень часто предшествует воспоминание о разговоре с Длинным Клыком. По его просьбе я поведал ему о зле, о событии, которое произошло со мной в прежней жизни, в древнем городе Лютеция. Длинный Клык похвалил сказание, но утверждал, что оно не самое лучшее. Он сказал, что я узнаю более впечатляющие сказания. И еще он сказал, что я знаю одну такую историю, но отвергаю ее.

Я не знаю, почему он был в этом уверен. Я думаю, что в тот момент, когда его нить обрывалась, Длинный Клык смог постичь время с недоступной нам ясностью. В те двенадцать минут, когда нить больше не удерживала его в этой жизни, он, вероятно, смог окинуть взглядом всю ее длину от начала до конца, узнав таким образом и ускользающее прошлое, и неотвратимое будущее.