Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 9. Три сердца и три льва. Буря в летнюю ночь

Хуги потряс головой и фыркнул.

— Не знаю, не знаю. Эта страна вся провонялась нечистой силой, а в этом месте стоит такой смрад, какого я еще никогда не встречал.

Хольгер потянул носом воздух. Пахло сыростью и травой.

— А по-моему, все в порядке, — сказал он. — Тем более, до темноты нечего и мечтать добраться до другого берега.

— Мы можем вернуться, — предложил Карау.

— Ну уж нет! — фыркнул Хольгер. — Впрочем, если кому-то страшно…

Сарацин вспыхнул, едва удержавшись от ответа на оскорбление. Алианора поспешила вмешаться:

— Посмотрите, вон там, кажется, удобное и сухое место.

Мох под копытами лошадей хлюпал, как мокрая губка. Алианора указывала на огромный мшистый валун с плоской верхушкой, покрытый вверху тонким слоем дерна. В центре ветвился сухой кустарник — вполне подходящее топливо.

— Как будто специально для нас, — сказала Алианора.

Через несколько минут, разнуздав лошадей, Хольгер и Карау принялись за выкладывание магического круга, а Хуги, вооружившись топором, затеял войну с кустарником. Солнце уже закатывалось за холм. Полнеба было охвачено пламенем. Алианора раздула костер и вскочила на ноги.

— Пусть пока разгорается. Я пойду заброшу удочки.

— Нет, прошу тебя, останься, — Карау сидел на земле, скрестив ноги и подняв на нее глаза. Каким-то чудом его живописный наряд, несмотря на все тяготы путешествия, сохранял свою первозданную чистоту и элегантность.

— Ты не хочешь свежей рыбы на завтрак?

— Разумеется, хочу. Но что такое гастрономическое удовольствие по сравнению с тем наслаждением, которое дарит тебе присутствие красоты?

Девушка вспыхнула.

— Но я… — замялась она, — не очень понимаю тебя…

— Присядь, — похлопал он по земле ладонью. — В меру своего скромного поэтического таланта я постараюсь тебе все объяснить.

Она вопросительно взглянула на Хольгера. Он стиснул зубы и отвернулся.

— Я сам заброшу удочки! — буркнул он и, схватив снасти, слетел со скалы и зашагал к камышам. От желания оглянуться у него заболела шея. К тому времени, когда камыши скрыли их от него, его башмаки и штаны были мокрыми насквозь. «Перестань скулить, — уговаривал он себя. — Ты один виноват в том, что Алианора попала в силки этого прохвоста. Разве не ты оттолкнул ее?» Но беда была в том, что иначе он поступить не мог. Судьба играла им, как котенком.

«Посмотри на себя! — с презрением шептал он. — Ты пропах потом и измазался грязью. Сарацин — денди рядом с тобой. И нет ничего удивительного, что Алианора… К черту! Почему я должен страдать? Наоборот, прекрасно, что нашелся наконец тот, кто поможет тебе избавиться от ее любви. Проклятый камыш!»

Он яростно рубил камыши ножом. Меч он оставил в лагере. В зеркале озера отражались черные скалы и пурпур заката, бледный месяц и первая звездочка рядом с ним. Камыши волновались и что-то шептали. С гнилой коряги, прибившейся к берегу, плюхнулась в воду семейка лягушек. Хольгер разложил на коряге удочки и стал наживлять на крючки ломтики солонины.

Его знобило, замерзшие пальцы плохо слушались. Сгустившиеся сумерки заставляли напрягать зрение. «А ведь я мог бы сейчас блаженствовать на Авалоне, — вдруг подумал он. — Или, на худой конец, в Холме Эльфов. Неужели эта дева-лебедь действительно так наивна, чтобы не понимать, чем это может кончиться — разгуливать перед мужчиной почти нагишом? Черт бы побрал всех женщин на свете! Они годятся только для одного. Меривен, по крайней мере, осознавала это».

Рука дрогнула, и крючок впился в палец. Он вырвал его и разразился бешеной бранью.

За его спиной послышался смех. Он вздрогнул, обернулся и увидел перед собой обнаженную женщину. Он не успел ничего понять, как вокруг его шеи обвились нежные руки, силы оставили его и он начал проваливаться куда-то вниз. И воды озера сомкнулись над его головой.

Полузадушенный, он сделал попытку вырваться, но тело отказывалось повиноваться, а его воля куда-то исчезла. Через некоторое время он почувствовал, что его отпустили.

Он обмяк и сел. Невероятным образом он не испытывал ничего, похожего на удушье. Несколько минут он сидел, приходя в себя, неподвижно. Потом оглянулся по сторонам. Вокруг был белый речной песок. Там, где из песка торчали черные камни, колыхались длинные зеленые водоросли. Зеленый, странный, как будто люминесцентный свет позволял видеть все вокруг достаточно ясно. Из его рта вырвался рой пузырьков и умчался вверх, как рассыпанная ртуть. Слева выплыла рыбина, медленно проплыла мимо и исчезла в отдалении в зеленой мути. Он вскочил на ноги, рванулся вверх и, потеряв равновесие, стал падать. Тело ничего не весило. Падение было медленным, как в кошмаре. Каждое движение встречало упругое сопротивление воды.