— Пойдем, — глухо ответила она и неожиданно схватила его за руку. — Хольгер! Я совсем не нравлюсь тебе?
— Да нет… Ты мне нравишься…
— Я знаю, я дикая и некрещеная… Дикая птица… Но я могу с этим проститься, Хольгер! Я могу стать обычной женщиной… дамой!
— Видишь ли… Ты прекрасно знаешь, Алианора, что я должен вернуться домой. Что ни говори, а это не мой мир, и в нем нет для меня места.
— А если тебе не удастся вернуться? — горячо прошептала она. — Если тебе придется остаться?
— Тогда… тогда это будет совсем другая история…
— Я не хочу, я не желаю, чтобы ты возвращался! Нет, нет, я буду, я буду изо всех сил помогать тебе, потому что ты… — Она отвернулась. — Почему жить так непросто? — пожаловалась она.
Он взял ее за руку, и они спустились по лестнице.
В обеденном зале постоялого двора пылал камин. Зал был узким и длинным, с низким и темным потолком. За большим общим столом сидел только один человек. При появлении Хольгера он вскочил и воскликнул: «Ожь!..» — но осекся.
— Простите, я обознался, благородные господа, — поклонился он. — Я принял тебя за другого, рыцарь. Еще раз прошу прощения.
Хольгер подвел Алианору к столу. Вероятно, это был тот самый сарацин, который искал его. Среднего роста, худощавый и гибкий, он выглядел весьма элегантно в своих просторных белых одеждах и красных башмачках с загнутыми носками. На поясе — кривая сабля, на голове — тюрбан с изумрудом и страусиным пером. Темное узкое лицо, орлиный нос, короткая аккуратная бородка и золотые серьги в ушах. Он двигался легко и гибко, как кошка, а говорил мягко и вежливо, но было понятно с первого взгляда, что в бою он мог оказаться опасным противником…
— Мы охотно извиняем тебя, — галантно ответил датчанин. — Осмелюсь представить тебе госпожу Алианору… де ля Форе. А я… хм… сэр Руперт из Граустарка.
— Боюсь, что ничего не слышал о твоих владениях, рыцарь, поскольку прибыл я с далекого юго-запада и в этих краях только гость. Сэр Карау, — представился он. — Некогда король Мавритании, к вашим услугам. Не соблаговолите ли разделить со мной трапезу?
— Охотно, сэр Карау, — без промедления согласился Хольгер. Король, готовый оплатить счет, был весьма кстати.
Они уселись. Необычный наряд Алианоры явно смущал Карау, и он старательно отводил глаза. Выбор меню он взял на себя, перепробовал все хозяйские вина, покритиковал их и указал, какой именно сорт подавать к тому или иному блюду. Хольгер не мог удержаться от замечания:
— Я полагал, что твоя религия, рыцарь, возбраняет употребление спиртного.
— Ты принимаешь меня за кого-то другого, сэр Руперт, — отозвался сарацин. — Я христианин, как и ты. Да, когда-то я сражался на стороне еретиков, пока справедливый и благородный рыцарь, одолевший меня в бою, с истинной щедростью не открыл мне света истинной веры. Но должен признаться, что оставайся я мусульманином, я не осмелился бы нанести оскорбление прекраснейшей из дам и не выпить за ее здоровье.
Ужин прошел под аккомпанемент приятной легкой беседы. Потом Алианора зевнула и отправилась спать. Карау и Хольгер уселись потверже: им предстояло главное — основательная мужская пьянка. И хотя Хольгер честно попытался от этого уклониться, сарацин настоял.
— Для меня истинное счастье оказаться в обществе человека, который умеет в равной степени сложить изысканный сонет и скрестить меч, — заявил он. — Такие встречи — большая редкость в этом диком краю. Поэтому прошу тебя не отказывать мне в любезности, рыцарь.
— Ты прав, это дикие края, — согласился Хольгер и с деланным равнодушием добавил: — Такого рыцаря, как ты, должна была привести сюда какая-то крайняя необходимость.
— Да, я ищу одного человека. — Зоркие глаза Карау встретились с глазами Хольгера. — Может быть, ты о нем слышал? Он высок и могуч, как ты, только со светлыми волосами и кожей. Под седлом у него черный конь, а в гербе он носит либо орла — чернь на серебре, либо три сердца и три льва — золото и багрец.
— Хм! — как можно равнодушнее хмыкнул Хольгер. — Мне кажется, что-то такое слышал… Как; ты говоришь, его имя, рыцарь?
— Я не назвал имени, — ответил Карау. — Пусть это имя будет таким, каково оно есть, да простишь ты мне эту скрытность. Дело в том, что у него много врагов, которые не замедлят напасть на него, как только прознают, где он находится.
— Он твой друг?
— Прости еще раз, но будет лучше, если и мои отношения с ним останутся тайной. О, это не значит, что я не доверяю тебе, сэр Руперт, но и у стен могут быть уши. А я здесь одинок, и не только в этой части света, но и вообще в вашем времени.
Читать дальше