Валерий Цуркан - Стрелы Перуна

– Лесова-а-ли, – передразнил Всемил. – Одну лисицу скопом поймали, от и вся лесовка. Лисовали, я бы сказал.

– Не шуми как корова, чудо ты юдо! – прошипел Бажен. – Ходи тихо, весь лес расшугаешь!

Всемил замолчал, стараясь идти потише, но ветки под его ногами все так же громко трещали – он, и правда, был неуклюжим.

– Корова! – улыбнулся Бажен. – Чисто корова!

– Сам ты корова! – обиделся Всемил. – Очень даже тихо иду. Ветки сухие под ногами, я же при чем?

– У меня тоже под ногами, а я иду тихо, – заметил Бажен. – Лес не любит когда шумно, он тишину любит. Перестань трещать и услышишь, как лес говорит.

Всемил замер на месте и стал прислушиваться. Где-то чирикали птицы, долбил дятел, шуршала листва. Слушал он недолго.

– И ничего он не говорит, чего ты вираешься? 1Птицы это…

– Птицы – это и есть лес. Мне батька давно еще говорил. Слухать заставлял. И ты учись или так и будешь глухой… Слышишь, иволга запела? Прямо как свирель! Ляпота-то какая!

Пение иволги и правда, было похоже на игру свирели, она то щебетала, то свистела тонким голоском, будто подражая свирельщику. Хотя, кто еще кому подражает!

Бажен достал из сумы свою дудочку и стал на ней играть, словно насмехаясь над птицей.

– Ну, птичка, ну свистит, – нарочито грубо сказал Всемил. – Что ж тут такого? Пошли уже за ягодами! Показывай, где они. Нам еще поесть успеть, да собрать два лукоха полных. Неча здесь птиц слушать.

– Экий ты злой, Всемил! Никакой красоты в тебе нету! – Бажен убрал свирель.

– Я как все. А вот ты иногда дурить начинаешь. Мне батя говорил – ты, мол, весь в своего папку, не пойми о чем думаешь. Все о птичках, да о свирельках.

– Ладно, пойдем, ягоды кажу! – перебил Всемила Бажен. – Вот дурю я, дурю, а с лесом дружу. А ты здесь пропадешь. Покрутись на месте и дорогу домой забудешь.

– И ничего не пропаду.

– А вот с какой стороны избы наши стоят?

– Избы? – Всемил оглянулся и ткнул пальцем за спину. – Там!

– А вот не там, чудо ты юдо! – торжествующе сказал Бажен и показал рукой в бок. – Оттуда мы идем. Без меня заплутал бы.

***

Они ушли далеко в лес, дальше начался бурелом, здесь не то, что на лошади, тут и пешим идти было тяжело. В сосновом бору бродить было бы еще можно, сосенки стройные, ровные, между ними всегда удобно ходить, а в дубняке или в осиннике не продерешься. Трава чуть не по пояс, а подлесок настолько густой, что иногда приходилось подолгу обходить, чтобы пробраться вперед. Кустарник цеплялся за луки, болтающиеся за спинами, и за портки, норовя порвать грубую ткань, а коренья деревьев едва не сдергивали лапти с ног. Пару раз приходилось останавливаться и поправлять обувку.

– Как ты ходишь здеся? – спросил Всемил, когда ветка хлестнула его по щеке и расцарапала в кровь. – Мне уже и ягоды на фиг не нужны.

– Потерпи, скоро и ягоды будут, – обернувшись ответил Бажен, как бы намекая: «это, мол, еще цветочки».

– Да на што мне твои ягоды, ежели рожа вся в крови. С тобой, как ни пойди куда, ты чистый и белый, а я как в говне измазанный.

– Осторожко ходи, и будет счастье тебе, – улыбнулся Бажен и конопушки его засветились от улыбки.

Через некоторое время, когда сквозь ветви уже почти не пробивалось солнце, Бажен сказал:

– Вот поляна моя, я никому ее не показывал.

И они, и правда, вышли на небольшую полянку, заросшую травой и лесными цветами. Всемил пошубуршал в траве ногой и увидел спелые ягоды. Их было столько, что на всю деревню хватит. Ради этого стоило тащиться в такую даль, продираться через кустарник и бурелом. Всемил забыл все обиды, отер кровь с оцарапанной щеки и упал на колени, поставив рядом свое лукошко. Бажен отошел на другую сторону поляны и тоже начал собирать чернику. Много ее не съешь, начинала вязать во рту, и потому лукошко наполнилось довольно быстро. Мальчик поднялся, оттирая руки о портки, и посмотрел на товарища. Лукохо Всемила было наполовину пусто, а лицо измазано черным, будто он в саже извозился. Бажен засмеялся.

– Сажи нажрался, чудо-юдо невиданное!

– Фам фы фавы наввафся, фам фы фуво, фам фы юво! – пробурчал Всемил, рот его был полон ягоды.

И тут Бажен увидел косолапого. Зверь тоже пришел полакомиться ягодкой и наверно, был очень недоволен тем, что его место занято.

– Всемил, не дрыгайся, спокойно… – перестав смеяться, сказал Бажен.

– Фево фы фсе двавнифся, – ответил с обидой Всемил, но заметил, что друг его вовсе не смеется.

Он поднялся на ноги, медленно развернулся и тоже увидел медведя. Зверь стоял в десятке локтей, в зарослях кустарника, поэтому Бажен и не сразу заметил его. Мишка поднялся на задние лапы, медленно двинулся в сторону Всемила и зарычал.