Сергей Бичуцкий - Проснись душа, что спиши

– Делать–то что будем? – обратился он с вопросом к егерю.

– Закопаем. – Коротко ответил егерь.

– Ну, зачем же так сразу закопаем? – Огорчился дядя Дима. – Может освежуем, да хоть шкуру заберём?

– Дядь Дима! – Очнулся я. – Я за козла уже один раз ответил. Хочешь, чтобы я ещё и за медведя отвечал?

– Да нет же никого кругом. На сотни километров. Ни души.

– А шкуру ты куда денешь? – Спросил у него егерь.

– Как куда? Домой, конечно.

– Вот именно. – Отрезал егерь. – Закопаем и никаких разговоров. – Подытожил он.

– Здесь ждите. На кордон за лопатой схожу. – Закончил егерь и, не дожидаясь ответа, растворился в лесу. Закопали мы медведя, да отправились домой. Какая уж тут охота. Так и вернулись домой ни с чем. Настроение, сам понимаешь, какое. Поставил я машину, купил водки, да к дяде Диме. Напились мы в тот день до беспамятства. Не помню, как и домой попал. Приполз, в общем, как-то. Уложила меня жена спать. Заснул и снится мне тот же медведь. Идёт ко мне, покачиваясь из стороны в сторону, и рычит человеческим голосом:

– Ну, что, герой? А на руках слабо? Посмотрим сейчас мужик ты или не мужик! – Рычит и идёт ко мне. Пасть огромная. Слюна стекает из пасти. Лапы ко мне протягивает, а когти сантиметров по десять. Всё ближе и ближе. А я карабин поднял,

нажимаю на курок, а выстрела нет. Нажимаю, а он не стреляет. А потом, когда он уже почти вплотную ко мне подошёл, я вдруг обнаружил, что у меня и ружья–то нет. Заорал я от страха, да и провалился в небытиё. Представляешь, во сне сознание потерял. Проснулся, а дома никого. Вонище, как в общественном туалете. Откуда, думаю, вонь такая? Одеяло с себя скинул и обомлел. Оказывается, я во сне обделался. Хорошо, думаю, что дома никого нет. Встал, постель собрал, сходил в душ и только потом обнаружил на кухонном столе записку от жены. Просто умоляла, так и написала «умоляю тебя», убираться на все четыре стороны. Жить с мужем, который не может прокормить семью, пьянствует, да ещё гадит по ночам, ни одна женщина не будет. С фактами не поспоришь. Собрал манатки, сел в машину, да уехал на дачу. С тех пор и живу здесь. – Закончил Петрович.

– А помириться не пытался?

– Да что ты, Витя? До сих пор не могу ей в глаза смотреть. Стыдно. Да и что я им могу дать?

– Как что, Петрович? Ты уж сколько лет не пьёшь?

– Да причём здесь это? Отец должен быть для детей примером во всём. А как я могу быть кому-то примером, если я с тех самых пор задаю себе вопрос: «Мужик я или нет?», и до сих пор не знаю ответа. Да и что это такое вообще – быть настоящим мужиком? – вздохнув, тихо вопросил Петрович и, помолчав некоторое время, добавил:

– Я тебе вот ещё что прочитаю. – Сказал Петрович и открыл лежащую рядом с Библией тетрадь:

– «Или ты уже настолько мудр, что не замечаешь того, что Отечество дороже и матери, и отца, и всех остальных предков, что оно более почтенно, более свято и имеет большее значение и у богов, и у людей – у тех, у кого есть ум, – и перед ним надо благоговеть, ему покоряться и, если оно разгневано, угождать ему больше, чем родному отцу!» (Платон. «Апология Сократа. Кретон») Я прочитал тебе это потому, что мне кажется, что я очень похож на нашу страну – все внешние признаки вроде бы на месте, а на самом деле… . А на самом деле страну пытаются разодрать на части и уничтожить. Господь сказал: «Если дом разделится сам в себе, то не устоит». Устоим ли мы, когда у нас демократия и свобода? Устоим ли мы, когда у нас колдуны и экстрасенсы в почёте, а свобода совести понимается не как право верить или не верить в Бога, а как духовная вседозволенность? Устоим ли мы, когда на словах человек важнее денег, а на деле наоборот? – Горько вздохнув, спросил Петрович.

– Не знаю. – Тихо ответил Виктор.

– Вот и я не знаю. – Сознался Петрович. – Но одно я знаю точно. Если не устоим мы, то не устоит и весь мир. – Задумчиво сказал Петрович, и окончательно замолчал.