Зинаида Гиппиус - Последние желания

– Гитан со мной прощается, – сказала Вава. – Без вас он от меня не отставал. А теперь, хотя и с извинением, а все-таки пойдет за вами в парк.

– А вы разве никогда не гуляете? – любезно сказал генерал. – Если бы вы теперь вздумали сойти на нижнюю дорожку, к цистерне, я показал бы вам кактус, о котором говорил.

Он не говорил о кактусе, он спутал, по обыкновению, потому что уже часто забывал свои слова; но Ваву это не смутило:

– О да, я гуляю, особенно в этот час, – весело воскликнула она. – Я только возьму зонтик. И пойду с вами, чтобы… доставить удовольствие Гитану, – прибавила она с задорной и неудачной кокетливостью, убегая.

Через минуту они шли от крыльца по освещенной солнцем дорожке. Нюра и Маргарита еще видели, как генерал галантно предложил Ваве руку и она ее приняла. Старый Гитан, довольный, прихрамывая, бежал сбоку.

– Что ж ты нейдешь гулять, – насмешливо сказала Нюра Васе.

Вася махнул рукой и сказал только «эх!» Он еще не оправился от своего неудачного вмешательства в разговор. Однако не выдержал, взял фуражку, скользнул с крыльца и поплелся в парк, уничтоженный, мрачный и влюбленный, размышляя и никак не умея разобраться в мыслях.

Доктор Пшеничка был из поповичей. Он так и остался поповичем, маленький, юркий, белокурый, в очках, в широком парусиновом пальто. Вечные его прибаутки и резкий смех веселили Андрея Нилыча. Вава его считала за ничто и говорила, что он, по ее мнению, в медицине понимает мало. Нюра стала было заговаривать с ним о каких-то насущных вопросах, но он отвечал одними прибаутками. Ему нравилась тонкая, молчаливо-томная Маргарита. И как-то вскоре после приезда генерала Пшеничка, сделав обычный визит Андрею Нилычу, сказал:

– Ну-с, а теперь пойду засвидетельствовать мое почтение его превосходительству. Мы с ним старинные друзья.

– Он в парке, – сказала Маргарита.

– Не проведете ли меня туда, Маргарита Анатольевна? Кстати, мне нужно с вами перемолвить словечка два. Давно собирался, да все времени не улучишь.

Андрей Нилыч вообразил, что Пшеничка хочет сказать что-нибудь печальное и важное о состоянии его здоровья, и выбрал Маргариту, как самую солидную и ему постороннюю. Он побледнел, но улыбнулся и сказал:

– Идите-ка, в самом деле. А тебе, Нюра, я письмо одно хотел продиктовать. Ты уж останься.

Маргарита надела широкополую соломенную шляпку и, слабо улыбаясь, подала руку Пшеничке.

Когда они вышли, Андрей Нилыч почувствовал себя почти дурно от любопытства и тревоги. Сказал Нюре, что пойдет на четверть часа к себе отдохнуть, но, минуя столовую, увидал Васю и подозвал его к себе.

– Вася, ты что? Гулять идешь?

Вася посмотрел на него грустно. Ему не везло в последнее время. С генералом, которого он безмолвно обожал, он никак не мог сойтись от радости. К тому же генерал все сидел на одной и той же узкой скамеечке под миндальным деревом, у цистерны. Туда к нему непременно приходила Вава и читала ему вслух громадную, как простыня, газету, которая называлась «Московские ведомости». Еще потом Вава сказала Андрею Нилычу, что она «во всем, во всем» разделяет взгляды этой газеты, а когда слегка либеральный Андрей Нилыч стал расспрашивать ее подробнее об этом «всем», она смутилась, потом заплакала и сказала, что не изменит своим убеждениям, хотя бы ее и преследовали. Нюра вышла, хлопнув дверью, Андрей Нилыч рассердился и сказал Ваве, что она глупа и что у нее нет никаких убеждений. Вася слушал и внутренне замирал от восторга и зависти. Он понимал, что Ваву преследуют за убеждения генерала. Он рвался сердцем разделить эти убеждения, какие бы они ни были, и терпеть преследования, как Вава терпит, – пострадать, если нужно. Он хотел, чтоб генерал узнал об этом, – но как ему сказать? Через Ваву разве?.. А если она… не захочет, чтобы он страдал за то же, за что и она? И, пожалуй, узнают Нюра и Маргарита, не поймут, станут смеяться… К другу своему Пшеничке Вася сильно охладел.

– Нет, дядя, – печально сказал Вася, когда Андрей Нилыч спросил его, идет ли он гулять. – Я тут посижу.

– Чего сидеть? Все гуляют… Да. Вот и Маргарита с Пшеничкой пошли. Да…

Андрей Нилыч смущался и не знал, как начать.

– А вот, знаешь, Вася? Ты бы пошел… И они пошли. Что-то интересное хочет Пшеничка Маргарите сказать о генерале, – прибавил он, зная Васину слабую струнку. – Маргарита мне скажет, да только где ж ждать? Когда еще она вернется! А ты, знаешь… побеги – да за кустами, за кустами… И услышишь… Тогда марш сюда и скажи мне скорее… А?