Михаил Башкиров - Законный дезертир, или Открытым текстом

Толстуха справа наддала плечом.

– Тоже мне вояка!

– Как вам не стыдно, ей по закону полагается!

– Мне тоже кое-что полагается!

Наталья Петровна вырвалась из очереди, быстро спрятала удостоверение, захлопнула сумочку и, едва не налетев на тополь, перебежала, задыхаясь, на противоположную сторону…

Пройдя квартал, Наталья Петровна остановилась передохнуть у забора.

В щель была видна облупленная стена в лесах.

Придется возвращаться домой без бананов… Костик разнюнится…

Наталья Петровна отступила на два шага и увидела над забором ободранный купол.

За церковью есть еще один магазин… Может, и туда завезли?..

Миновала забор.

Так и есть – тоже бананами торгуют…

Очередь тянулась вдоль стены зигзагами, вливаясь в стандартный бетонный тупик – оттуда поодиночке вырывались на волю отоваренные.

Наталья Петровна пристроилась в конец очереди за пареньком в белой жокейке.

Чуть сбоку от паренька стояла беременная – месяце на шестом, если не седьмом. Она то и дело поправляла широкое платье, смущаясь выпирающего живота.

За Натальей Петровной заняли две старушки в линялых косынках.

– Не бойтесь, бабулечки, на всех хватит!

Паренек снял жокейку.

– Обещали еще две машины подбросить, сам слышал!

Старушки, потоптавшись, отошли в тень к стене.

Наталья Петровна хотела тоже встать рядом с ними, но паренек сообщил, что сбегает попить квасу, и, размахивая жокейкой, свернул за угол.

– Ты что, голубушка, по такой жаре маешься?

Наталья Петровна улыбнулась беременной.

– Иди, отдохни в сквере, история длинная, часа на два, не меньше. Не бойся, я не уйду, место за тобой сохраню.

Беременная послушалась совета.

Наталья Петровна глянула ей вслед.

Становилось душно.

Наконец после недели дождей почувствовалось лето…

Такой же знойный день был тогда, в сорок третьем, когда Зинку Коржину отчислили из части…

Накануне внезапно исчез лейтенант Ремезов – начальник их контрольного радиоузла именуемого в донесениях как РУК.

А утром объявили построение радиороты.

Правильно, построение было утром, а жара накатила позже, когда они собирали Зинке белье…

На ходу поправляя берет и воротничок форменного платья, Наташа выбежала на утоптанную поляну, заняла место в шеренге рядом с Зинкой и вдруг краешком глаза увидела, что подруга не в парадном, как все, а в старой гимнастерке и линялой юбке.

– Ты что, Зин? Взгреют!

– Мне сегодня можно…

Из-за берез, помахивая веткой у сапога, вышел замполит, приостановился, отшвырнул ветку, поправил ремень и устремился на середину поляны.

Рядом с ним вышагивал ротный, беспрестанно поглядывая в какие-то бумаги.

Наташа обернулась к машине РУКа, затянутой маскировочной сеткой.

Машина стояла в дальнем конце поляны.

Возле маячил часовой – тощенькая Верочка с карабином на плече.

Лейтенант Ремезов так и не показывался.

– Девочки, наверное, гонять будут за открытый текст!..

– Лейтенанта в деревне застукали с кралей. Мне Санушкин сказал.

– Брехня!

Но вот радиорота вздрогнула, напряглась, застыла.

– Дорогие мои! Вот и пробил час, которого мы так долго ждали. Фашист бежит, и недалек тот день, когда наши доблестные войска освободят многострадальную Украину и Белоруссию!

Замполит на шаг приблизился к строю.

– В грядущей победе есть и наш с вами вклад. Так давайте и впредь оправдывать доверие командования!

На последнем слове замполит махнул рукой и обернулся к ротному.

Старший лейтенант качнул головой, развернул бумаги, бесшумно пошевелил губами.

И тут Наташа опешила, как опешил весь личный состав РУКа, да и вся радиорота.

По команде ротного вышла на пять шагов вперед Зинка.

Ротный ткнул пальцем:

– Дезертир!

Зинка стояла навытяжку, странно выпятив живот, и бледные губы ее с усмешкой повторяли каждое обжигающее слово командира:

– За аморальное поведение…

Наталья Петровна отступила в сторону.

Мимо нее, пыхтя, прошла женщина, прижав к груди связку бананов.

Опять эта чертова Зинка Коржина в голову лезет… А за Зинкой, как обычно, потянется маленькая Верочка, и лейтенант Ремезов, и Настя, и все остальные… Они будут в каком-то особом порядке выплывать из глубины времени и подолгу стоять перед глазами, то неподвижные, как монументы, то, наоборот, почти неуловимые, с едва различимыми лицами, как на любительских фотографиях той поры… А фотографии эти лежат в шкафу вместе с облигациями между письмами и поздравительными открытками…