Михаил Кириллов - Моя академия. Ленинград, ВМА им. С.М.Кирова, 1950-1956 гг.

Работу я сделал и написал большую статью в сборник трудов Академии. Ее прочел Маслов, вызвал меня к себе и спросил сквозь усы: «Сам написал?» И похвалил. Я был единственным, кто из кружковцев довел дело до конца. В 1954 г. работа вышла в тезисах, а в 1956 г. в Трудах Академии под тем же названием и без соавторов. Спустя много лет об этой работе уважительно отзывались видные нефрологи.

Как-то бегло прошли мы кафедру кожно-венерических болезней, хотя этот предмет был очень важен в подготовке войскового врача, как позже оказалось. Проф. Павлов, доцент Подканьян – их я запомнил. Однажды нам продемонстрировали молодую женщину, переведенную из тюрьмы. У нее был сифилис. Она сидела в женском кресле, раздвинув ноги. В области половых губ у нее было несколько бубонов. Ее специально доставили из тюрьмы, чтобы нам показать. Сифилис, тем более, вторичный, был редкостью тогда, несмотря на недавнее окончание войны. Женщину лечили.

Почему-то смутно помню кафедру нервных болезней.

Начались занятия по акушерству. Запомнился этот цикл как сугубо практический. Началось с того, что мы наблюдали операцию аборта, которую делали жене одного из слушателей. Оперировал под общим наркозом какой-то молодой гинеколог. Выглядело это, как кровавая вивисекция. А женщина, оглушенная эфирным наркозом, во время операции громко и в то же время нежно признавалась тут же стоявшему мужу в любви. Аборт – это убийство.

Преподаватель у нас был очень опытный, профессор, полковник м/с Роман Романович Макаров, маленький и сухенький мужичок. Разбиралась тема бесплодия. Производили осмотр молодой женщины, у которой на гормональной основе неожиданно выпали все волосы на голове. Голова была как колено. Несчастная женщина.

На вечерних дежурствах наблюдали роды. Сидели в отдельной комнате, а когда у какой-либо роженицы процесс родов начинался, нас приглашали в родовую палату. Одеты мы были с ног до головы во все белое и стерильное. Здесь с этим было очень строго. Чаще нашей задачей было только наблюдать за процессом родов. Тут я подметил одну закономерность: если женщина была небольшого роста, худенькая, по характеру злючка, с высоким животом, то роды у нее проходили быстро и обязательно рождался мальчик. Если женщина была полная, рыжая, капризная, с животом, как у лягушки, то рождалась девочка, роды шли медленно, и ей требовалась физическая и психологическая помощь персонала. Я, глядя на роженицу в момент, когда прорезывалась головка ребенка, угадывал его пол. Свидетелями была вся группа. Так было 8 раз. Когда мы наблюдали роды уже на занятии, в присутствии Романа Романовича, я в 9-й раз предсказал предстоящий исход. И вновь угадал. Роман Романович сказал, что хотя это и совершенно бесполезно (а ведь тогда не было УЗИ), но интересно. Но что если мне удастся доказать природу этой закономерности, мне можно будет претендовать на Нобелевскую премию. Цикл акушерства окончился, к гинекологии мы приступали осенью этого года.

Весной у отца произошла неприятность: он случайно потерял секретные документы. Банально забыл их в магазине. Когда хватился, пропажа исчезла. Спасло его только то, что при экспертизе секретности, ее уровень был снижен почти до нуля. Обошлось выговором. Эти переживания, конечно, отразились на здоровье отца. Это учило осторожности.

Однажды отец посетил райком партии, к которому территориально относился Музей артиллерии. Тогда вошло в правило издание Открытых писем ЦК по различным вопросам, и отец попросил у первого секретаря Петроградского райкома такое письмо для своей организации. Тот отказал, упрекнув в ненужном ажиотаже. Тогда отец, член ВКПб с 1928 г., возразил ему: «Я, как член партии, имею право…». Тот высокомерно ответил: «Вы – член партии, а я – человек партии»,подчеркнув этим якобы существующую разницу между ними. Это возмутило отца. Перерождалась партия. Это были времена Хрущева. В Академии мы этого не ощущали.

Весной мы с Люсей встречались у металлической ограды «Медного всадника». Она специально приезжала ко мне. Приближалось окончание десятого класса.

В мае, еще до экзаменов, я побывал в доме отдыха нашей академии в Разливе. Съездили к Шалашу Ленина, побродили по поляне, постояли у памятного пня, за которым Владимир Ильич писал свою книгу «Государство и революция». Тихое место. Туда приезжала Люся, катались на лодке, попеременно работая веслами. На болотах в тех местах была такая толстая тина, что по ней можно было ходить, страхуясь, чтобы не провалиться. Это исследовали вместе со мной Юра Филимонов и Адодин.