Микаэл Ханьян: Беседы с ангелом по имени Билл

– Так-так… Это уже лучше, – сказал Билл, прочитав текст. – Чувство реальности еще не окончательно покинуло тебя. Правда, «личное» это дело или нет – и если да, то в какой мере, – вопрос спорный, и когда-нибудь мы постараемся в этом разобраться. А пока что тебе предстоит написать третий вариант.

– А чем плох второй?

– Как бы тебе это объяснить… Я хотел бы, чтобы ты заставил себя улыбнуться.

– ??

– Не смотри на меня, как на сумасшедшего. Ты должен научиться правильно относиться к смерти; и, если тебе это удастся – ты научишься улыбаться.

– Нет, это уже слишком! Я еще – хотя и с трудом – могу понять, что тебя может не устраивать высокопарный стиль. Но смеяться над чужой смертью!

– Я сказал не «смеяться», а «улыбаться». Кстати, улыбка – это сверхживотная реакция, выполняющая множество функций. Если захочешь, мы обязательно поговорим об этом как-нибудь в другой раз, а пока что советую следующее: если хочешь оставаться человеком – улыбайся!

Глава пятая, в которой Макс учится улыбаться.

Третий вариант злосчастного некролога отнял у меня больше всего времени. Поначалу я не мог даже думать об этом идиотском (других определений не находилось) задании. Я никак не мог взять в толк, зачем ангелу все эти упражнения. Но, следуя договору, я проглотил остатки гордости и для начала заставил себя успокоиться. Ибо очень скоро я понял: если не взять себя в руки, ни о каком изменении тона некролога не может быть и речи.

Осознание этой простой истины помогло мне задуматься над словами Билла. Что такое – «правильно относиться к смерти»? Я размышлял об этом еще в течение нескольких дней, но уже совершенно в ином настроении. Мне начало казаться, что я близок к пониманию чего-то очень важного. «Действительно, – думал я, – почему смерть порождает только плач и стенания, в лучшем случае – сдержанную скорбь? Почему нам так трудно отказаться от этих, в сущности эгоцентрических, реакций? Не себя ли мы жалеем, восклицая «бедный имярек»? Лишаясь близкого человека, мы говорим, что смерть отняла его (унесла, вырвала из рядов и т. д.), то есть подчеркиваем состояние лишенности – а ведь это, как ни крути, чувство эгоистическое».

В общем, где-то недели через две я снова уселся за машинку и довольно быстро написал следующее.

«Вчера, во второй половине дня, мой давний приятель Макс «перешел черту». Я считаю, что Макс согласился бы с этим определением: при жизни он любил выражаться высокопарно, типа «Рубикон перейден», «за последней чертой» и «в гости к Харону». Что он там делает, я, к сожалению, не знаю; пока что старина хранит упорное молчание. Впрочем, не он один.

Так что же можно сказать о его короткой, но примечательной жизни «по эту сторону черты»? Честно говоря, немного. Мне кажется, что там его автобиография будет подлиннее. (Из достоверных источников мне известно, что там много второгодников и что относятся к ним вполне терпимо и даже милосердно.)

Но вернусь к Максу. В школе (мы учились вместе) он в прямом и в переносном смысле слова любил считать ворон, а потому обычно садился у окна, что позволяло беспрепятственно заниматься любимым делом. В институте он нашел занятие поинтереснее: теперь он пересчитывал «пары стройных женских ног» (по-моему, это было все, что он мог процитировать из классика).

Самым неудачным в его жизни был, видимо, период после окончания ВУЗа. Перепробовав с десяток случайных занятий, он смирился с «судьбой», постоянно сетуя на «невезуху» и перебиваясь случайными заработками. В один прекрасный (для других, но не для него самого) день он смалодушничал по-крупному: взял и выпил какой-то гадости и приказал (остальным) долго жить.

Но всё это не означает, что я не буду вспоминать старину Макса добрым словом. Мы были симпатичны друг другу, и при всех его недостатках он был мужиком незлобивым. А уж если видел, что кто-то нуждается в его помощи, то всегда был готов откликнуться. (Без медвежьих услуг не обходилось, но это уже так, к слову.) И уж если сравнивать его с другими двуногими, то есть куда более прискорбные варианты.

Вот из-за них-то, этих при скорбных случаев, и будем печалиться, а не из-за смерти Макса. Ему сейчас легко и свободно, чего не могу с такой же уверенностью сказать о себе».

Билл удовлетворенно хмыкнул. Я, естественно, был польщен.

– Ну, и зачем тебе всё это было нужно? – спросил я у ангела.

– Опять ты за свое. Нужно это тебе, а не мне. И то, что ты этого не понимаешь, сути дела не меняет. Ну, да ладно. Ты не понимаешь и многое другое, а смерть, если уж честно, достаточно трудное для вас понятие. Хорошо. Давай, обозначим несколько тем, в которые мы можем заглянуть на материале твоих некрологов.