Сергей Русаков - Люди и Цверги

Люди любят поиграть с вероятностью, доказывая свою непостижимость, причем делают это в обе стороны от классического «пятьдесят на пятьдесят» в примере с монеткой. Старики-цверги вспоминают иногда за кружкой пива одну удивительную легенду. Во время очередной и, похоже, не последней войны, устроенной людьми, русские получали помощь от некоторых североевропейских стран и перевозили эту помощь северными морями на своих транспортных судах в сопровождении боевых кораблей. Немецкий флот успешно мешал этой помощи – топил транспорты торпедами своих подводных лодок. Немецкие акустики и артиллеристы достигли такого мастерства, что неизменно успешно попадали в цели, не видя их, но ориентируясь по шуму винтов. И чего только ни делали капитаны и штурманы транспортных судов – меняли курс в случайном порядке, сновали из стороны в сторону… и всякий раз нарывались на торпеду. И вот какой-то ученой голове пришла в голову дикая мысль, и это, похоже, был один из тех, кто основал новое течение магии – кибернетику. Маг предположил, что люди не способны порождать случайные ряды чисел, поэтому и не могут делать направление движения судов случайным, значит, в этом остается закономерность, которую каким-то образом вычисляли немецкие моряки, а может, и просто чувствовали.

Есть идея, найдется и способ воплотить ее. Однако эта идея была настолько необычной, что люди, принимающие решения, ни за что не хотели признавать ее, разве что для упреков и насмешек в адрес кибернетиков. И пришлось магам новой волны искать помощи со стороны. Обратились к цвергам, которые, как известно, были искусными механиками, но, разумеется, на условии строжайшей тайны, чтобы не было утечки к воюющим немцам. Цверги традиционно дистанцировались от людских разборок – платите золотом, сделаем машинку. И сделали. Первый в мире генератор случайных чисел на основе часового механизма. Он показывал в окошке числа от нуля до девяти в случайном порядке. Сделав партию машинок, их отдали штурманам северных караванов, которые, как только появлялось случайное число, прибавляли его к текущему курсу по специальной формуле и меняли направление движения судна. Получалось все то же шныряние судов из стороны в сторону, но торпеды перестали попадать в цель. Наводчики потеряли чутье и даже признавались в этом за рюмкой шнапса.

И все же Зигшпиля не отпускало чувство недосказанности, недопонятости, недостаточности, и это, возможно, тоже было как-то связано с людьми, а они, как известно, всегда отличались явной недоделанностью. Русский маг Звигунов – вот кто не отпускал внимание молодого цверга. Зигшпиль перебирал в памяти все случаи контактов с магом, и один случай вызывал явное недоумение. Цверг решил еще раз осмотреть это место. То самое место, где Зигшпиль увидел Звигунова в неожиданно открывшейся двери в конце выросших из воздуха ступенек.

А Звигунов тем временем приближался к месту своего временного проживания – к гостинице. Он уже поужинал в каком-то гаштете по дороге, и шел, не торопясь, к железнодорожному переезду, сразу за которым стоял дом Клауса – его частная гостиница и малый бизнес. Клаус, и это было странным чувством, похоже, чувствовал приближение мага, точно так же, как это удивительно делают кошки, приходя к двери встречать своего хозяина, когда тот еще только заходит в подъезд, нажимает на кнопку лифта и стоит внизу, дожидаясь его. Если у кошек это получается, то почему этого не может, хоть и слабый, но маг? Клаус пошел ко входной двери и встал в коридоре, чтобы видеть улицу.

Звигунов появился только через десять минут. Он не спеша поднялся по ступенькам, дверь перед ним отрылась настежь, впуская постояльца. Звигунов кивнул двери, увидел в коридоре Клауса, заулыбался, поздоровался и остановился поговорить. Клаус уже не так сильно удивился фокусам русского с дверями. Удивило другое, хотя этому могло быть и совершенно не магическое объяснение. Уловив намерение русского перекинуться парой слов, Клаус из вежливости поинтересовался у него, как прошел день. И русский довольно подробно рассказал ему о том, где побывал, что видел, и что его удивило. Удивительным было не то, что русский говорил по– немецки, а то, что он легко менял диалекты немецкого языка. С Клаусом он говорил так, будто вырос в Силезии, где родился и вырос сам Клаус. Пересказывая разговор со священником, перешел на баварский диалект. Упомянув случай в поезде, когда ему показалось, что его разыгрывает соотечественник, русский вдруг стал говорить с акцентом американца, а те, как известно, будто бы держат во рту горячую картошку. После этого постоялец, как ни в чем не бывало, пошел к себе в номер, словно исполнил долг вежливости.