Дмитрий Хоменко - Идентификация эльфа

Покинув бюро, кот действительно целый день праздно шатался по улицам, понемногу впитывая непривычную атмосферу, заодно пытаясь определить причину столь разительного контраста со своей родиной. Ближе к вечеру ему показалось, что разгадка найдена. В сказочном лесу общественная жизнь зиждилась на общих же идеях, ниспосланных или одобренных свыше. Мало кто вникал в их смысл, но каждый сознательный гражданин считал своим долгом демонстрировать свою приверженность им. Неосмысленные идеи воспринимались как некий идеал, к которому следует стремиться, независимо от его достижимости. Идеи как цель, — вот в чем состоял их истинный смысл. В Либерии же общая идея была всего лишь одна. И она была не целью, а средством. У нее не было четко определенной формы, и она не выставлялась напоказ. Она просто читалась в глазах каждого существа, которое попадалось на пути Бегемота.

«У каждого свой путь», — читал Бегемот в этих глазах. «У каждого свой путь», — думал Бегемот и чувствовал, как где–то в темных уголках его души ворочается Базилио, устраиваясь поудобнее. «У каждого свой путь» — величаво подхватывал легкий ветерок и, упиваясь своей значимостью, набирался сил и уносился вдаль, чтобы будить горы и злить моря, смеяться над зыбучими песками и драться с непроходимыми лесами. И только «возвышенный» замок оставался безучастным к шалостям вездесущего проказника. «У каждого свой путь», — витало над замком, презрительно наблюдающим за тем, как жизнелюбивый ветер робко облизывает его холодные стены.

Голубые глаза, излучавшие обогащенное ехидство, моментально вывели Бегемота из благодушного состояния. Крот долго ждал сыщика в номере отеля, но то, что он успел увидеть, стоило ожидания.

— Великий Бегемот, прослывший далеко за пределами своего леса отъявленным циником, похоже, попался на ту же удочку, что и самые заурядные туристы. Иначе чем объяснить это глупое умиление на его лице? — прокомментировал он увиденное.

Бегемот неожиданно для себя стушевался и вместо того, чтобы осадить наглеца, долго искал, а потом раскуривал ментоловую сигарету. Случайно направленная на крота струя ароматного дыма оказала куда более сильное действие, чем самый грубый ответ. Как только дым достиг Гермеса, он тут же скривил недовольную рожицу, а затем и вовсе сплющился, будто из него выпустили всю жидкость.

— Я и не подозревал, что есть еще идиоты, которые курят эту гадость. Почему бы не курить приличные сигары, как всякий уважающий себя гений сыска?

Следующее облако дыма было выпущено в сторону крота уже целенаправленно, и «в каком–то смысле гомосексуалист» на некоторое время заткнулся.

— И на какую же удочку я попался? — поинтересовался кот, с наслаждением выкурив сигарету.

Ехидство тут же вернулось на свое законное место.

— Это как «любовь с первого взгляда». Потрясенные «разницей», туристы уже не удосуживаются заметить «общее».

— А оно есть?

— Если бы не было, то и я не был бы «довольно успешным журналистом, убежденным экзистенциалистом и в каком–то смысле гомосексуалистом». Работал бы сейчас каким–нибудь ассенизатором.

— Почему именно ассенизатором?

— Нужно же было бы как–то реализовываться.

— Ну да, — согласился с ним кот, для себя отметив, что ехидство Гермеса не знает исключений. — Ладно, вернемся к нашим жертвам.

— Я вижу, ты понемногу осваиваешь технику толерантности, — съехидничал напоследок крот и мгновенно изменил свой настрой. — Есть какие–то мысли?

— Может быть. Узнай все, что можно, о первой жертве, эльфийке. Все, даже самые незначительные детали.

— Незначительные детали — это мой конек, — гордо заявил Гермес и вскорости подтвердил свои слова делом.

Главный город Либерии благодарно тянулся за своей высокомерной рекой почти до самого ее устья и только там скромно отступал в сторону, оставляя на попечение более могущественного покровителя, — океана. Даже самые отчаянные либерийцы не осмеливались вмешиваться в отношения океана и реки, обустраивая свои жилища на почтительном расстоянии от места их слияния. И только многочисленные корабли, пользуясь своим исключительным правом, нарочито неспешно проплывали в обоих направлениях, словно малые дети, дразня водную стихию и не задумываясь о последствиях. Точно так же, как и в случае с детьми, никто не собирался их осуждать за навязчивость, и только океан брал на заметку самых назойливых из них, чтобы при случае без лишних свидетелей провести воспитательную работу. Реке нравилось это ребячество океана, как любой женщине нравиться маленькая слабость сильного мужчины. Когда этот великан, не знающий пределов собственного могущества, «пыхтя и краснея», пытался загнать в устье жалкие останки наказанных кораблей, она готова была вопреки законам природы принять этот глупый подарок, но… Но всякий раз леденящий холод древнего маяка приводил ее в чувства.