Джон Браннер - Квадраты шахматного города

– А что представляет собой полиция в целом?

Энжерс пожал плечами.

– По нашим понятиям – продажна и разложилась, а по здешним, латиноамериканским, – весьма усердна, как меня в том постоянно уверяют. Правда, после прихода к власти Вадос провел основательную чистку, избавившись от самых отвратительных типов. Полицейские, берущие взятки или дающие ложные показания в корыстных целях, несут теперь строгие наказания. В случае, конечно, если пойманы с поличным. Убежден, что на самом деле таких поступков гораздо больше, чем нам известно.

– Мне тоже так кажется, – подтвердил я и рассказал о случае с полицейским, пытавшимся обобрать мальчика-нищего.

– А что вы хотите? – снисходительным тоном произнес Энжерс. – Этот полицейский сам ничем не отличается от нищего, кроме разве целых рук да зрячих глаз. Потребуется еще немало сил и времени, чтобы жители Вадоса соответствовали облику города. Некоторые из местных ничем не выше своих предков из каменного века. А мы хотим, чтобы они сразу превратились в цивилизованных граждан. Может, лет через двадцать это будет реально, но не сейчас.

Внешность, как и фамилия, капитана О’Рурка была типично ирландской несмотря на характерную для индейцев легкую угловатость скул. Колоритное толстогубое лицо, похожее на картофелину с наростами, обрамляла пышная копна каштановых волос. Мясистые пальцы были очень короткими, словно обрубленные. Неухоженные руки покрывали жесткие густые волосы. На нем были черные форменные брюки, черные сапоги и черная рубашка, узел его красного галстука болтался на дюйм ниже расстегнутой верхней пуговицы. На вешалке у стены висели фуражка с серебряной кокардой и автоматический пистолет в кожаной кобуре.

Многочисленные фотографии, изображавшие хозяина кабинета, висели на стене за его спиной в хронологическом порядке – от поблекшего снимка мальчика лет десяти на первом причастии до блистательного фото огромных размеров для прессы, где он был запечатлен в парадной форме рядом с президентом.

Остальные стены тоже были покрыты фотографиями, но эти снимки носили профессиональный характер – на них были самые разные преступники и их жертвы.

Без особой любезности капитан О’Рурк предложил нам сесть. И тембр его голоса, и манера держаться вызывали невольное чувство страха. Говорил он на каком-то испанском диалекте с преобладанием гортанных звуков.

– По-английски не изъясняюсь, – сказал он таким тоном, будто признавался в тяжкой вине.

Вероятно, так он это и воспринимал. Затем он быстро добавил еще что-то, чего я не понял, и посмотрел на Энжерса.

– Э… э… Несмотря на его имя, – недовольным тоном заявил Энжерс, – мне, видно, придется быть вашим переводчиком.

Такого рода беседа заняла довольно много времени и не слишком продвинула нас вперед. Речь шла о банальных вещах, на дурацкие вопросы приходилось отвечать прописными истинами, и через некоторое время я предоставил Энжерсу возможность говорить одному, а сам стал рассматривать фотографии на стенах.

Грубый возглас О’Рурка вернул меня к действительности. Я обернулся и встретился со взглядом его карих глаз. Энжерс выглядел смущенным.

– В чем дело? – спросил я.

– Я… э… я… рассказал ему о недостойном случае с полицейским, который сегодня утром обобрал нищего, и…

– И что?

– Подобные случаи не должны проходить безнаказанно, – ответил Энжерс тоном, не терпящим возражений.

– Раз уже вы ему рассказали об этом, ничего не поделаешь. Но что же он вам ответил?

Энжерс облизнул пересохшие губы и покосился на О’Рурка, который сидел нахмурившись.

– Я… я сам не все понимаю. То ли он хочет наказать виновного, поскольку тот обобрал своего – будто лучше было бы, если бы он обобрал вас, – то ли вы должны сознаться в полной необоснованности обвинения.

– Так ли уж это важно? – вяло заметил я. – Вероятно, такое здесь происходит сплошь и рядом. Только, ради бога, не переводите ему этого! Скажите… скажите, что мальчик получил свои деньги обратно и в Сьюдад-де-Вадосе не должно быть больше нищих.

Снова с заминками и паузами Энжерс перевел ему сказанное.

И тут, к моему великому удивлению, О’Рурк расплылся в широкой улыбке, встал из-за письменного стола и протянул мне руку с растопыренными пальцами-сардельками.

– Вы абсолютно правы, считает он, – пояснил Энжерс. – Он надеется, что населению города ваша деятельность принесет большую пользу.

– Я тоже надеюсь, – сказал я и поднялся, чтобы пожать руку О’Рурку. Я хотел уже уйти, но Энжерс удержал меня.