Грегори успел подумать, что Сёренсен правильно поступил, избрав профессию, которая позволяет общаться главным образом с покойниками. Он чуть ли не с придворной вежливостью отвесил доктору поклон.
– Вы меня опередили, доктор. В зале прозекторской, откуда исчез труп, мы обнаружили открытое окно. То есть оно было прикрыто, но не заперто, словно кто-то через него вылез.
– Сперва этот кто-то должен был войти, – нетерпеливо бросил Сёренсен.
– Очень тонкое наблюдение, – отбрил его Грегори, но тут же пожалел о своем выпаде и оглянулся на главного инспектора, который невозмутимо молчал, словно ничего не слышал.
– Этот зал расположен на первом этаже, – продолжал Грегори после неловкой паузы. – Вечером окно было заперто, как и все остальные, таковы показания служителя. Он настаивает, что все окна были заперты. Говорит, что сам проверял, поскольку похолодало и он опасался, что батареи могут замерзнуть. Прозекторские обычно плохо отапливаются. Профессор Харви, заведующий кафедрой, наилучшего мнения об этом служителе. Профессор говорит, что человек он весьма педантичный и ему можно вполне доверять.
– В этой прозекторской есть где спрятаться? – спросил главный инспектор. Он оглядел собравшихся, как бы заново осознав их присутствие.
– Но… это, собственно говоря, исключено, господин инспектор. Для этого потребовалось бы сообщничество служителя. Кроме столов для производства вскрытия, там нет никакой мебели, никаких темных углов и ниш. Есть шкафчики в стене для студенческих пальто и инструментов, но ни в одном из них не поместится даже ребенок.
– Это следует понимать дословно?
– Не понял?
– Ребенок, значит, не поместится? – спокойно поинтересовался Шеппард.
– Ну… – Грегори свел брови. – Ребенок, господин инспектор, поместился бы, но не старше семи-восьми лет.
– А вы измеряли эти шкафчики?
– Так точно, – последовал немедленный ответ. – Я измерил их все, так как подумал, что какой-то может оказаться большим, но такого нет. Ни одного. Кроме того, на других этажах есть туалетные комнаты, залы для учебных занятий, в подвале – холодильная камера и склад препаратов, а на втором этаже – комнаты ассистентов и кабинет профессора. Все эти помещения служитель обходит вечером, даже по нескольку раз, такой уж он старательный. Об этом мне рассказывал профессор. Там никто не мог спрятаться.
– А если ребенок? – мягко подсказал главный инспектор. Он снял очки, как бы смягчая проницательность своего взгляда.
Грегори энергично помотал головой.
– Нет, это невозможно. Ребенок не отворил бы окна. Там большие, высокие окна с двумя задвижками, вверху и внизу, которые открываются рычагом. Вот, как здесь. – Грегори указал на окно, откуда проникало холодное дуновение ветра. – Рычаги поворачиваются с большим трудом, служитель даже жаловался на это. Впрочем, я и сам пробовал.
– Он обращал внимание на то, как тяжело они поворачиваются? – произнес Сёренсен со своей загадочной усмешкой, которую Грегори не выносил. Он предпочел бы обойти этот вопрос молчанием, но главный взирал на него выжидающе, поэтому он неохотно отозвался:
– Служитель сообщил мне об этом только тогда, когда я в его присутствии открывал и закрывал окна. Он не только педант, но и порядочный зануда. Брюзга, – выразительно подытожил Грегори, словно бы случайно глядя на Сёренсена. Он был доволен собой. – Впрочем, это естественно в таком возрасте, – добавил он примирительно. – Шестьдесят лет, склеро… – Он смешался и умолк. Главный инспектор был не моложе. Грегори отчаянно попытался что-нибудь придумать, но не сумел. Присутствующие сохраняли полную индифферентность. Он им это припомнит. Главный инспектор надел очки.
– Вы кончили?
– Так точно. – Грегори заколебался. – Собственно, это все. То есть, что касается этих трех случаев. При расследовании последнего я обратил особое внимание на сопутствующие обстоятельства, и прежде всего на движение той ночью в районе прозекторской. Констебли, которые несли службу на этом участке, ничего подозрительного не заметили. Начиная следствие, я весьма подробно изучил детали предыдущих происшествий: мне сообщил о них сержант Пил, да и сам я побывал во всех этих местах. Но не нашел ни одной нити, ни одного следа. Ничего, абсолютно ничего. Женщина, которая скончалась от рака, исчезла из морга при таких же обстоятельствах, что и тот рабочий. Утром явился кто-то из родных, а гроб пустой.
– Хорошо, – произнес главный инспектор, – благодарю вас. Вы можете продолжить, Фаркварт?
Читать дальше