Эрика Легранж - Принцесса-следователь. Том 2

– Да, это правда, себя он не мог заставить пуститься в приключения, – с некоторой долей досады молвила Кандалинья и отступилась. Мы занялись привычными нам делами: ее вызвали на место преступления, сопровождать группу констеблей, а я осталась в одиночестве протирать склянки, пока в дверь препараторской не постучались.

Очень удивительно было видеть здесь даму, облаченную в темный плащ, скрывающий ее фигурку, да еще в разгар лета, когда в Ганжане было душно. Но дама нарочно спряталась от всех, чтобы ее не узнали, и что ей понадобилось от целительницы, может какие-то проблемы со здоровьем, но я сразу предупредила о том, что мадмуазель Палэтт отбыла на место преступления, осмотреть труп повешенного, и может задержаться на несколько часов.

– Нет, я вовсе не ищу встречи с ней, я пришла к вам, мадемуазель.

– Ко мне? А чем я вам могу помочь? – я очень удивилась, быть может, она меня знала прежде, вот только эту женщину прежде не видела. Пришлось мучительно перебирать в памяти все знакомые мне лица, прежде чем дама представилась:

– Меня зовут Мадлен Мария Д’Арни, но столичной публике я известна под именем дива Рожен, ибо начинала свою оперную карьеру в театре Роже, а сейчас перебралась в столичную оперетту. И у меня к вам дело, как к частному сыщику, ибо я не могу вот так просто обратиться в полицию, чтобы не погубить свое имя. Мой знакомый сказал, что за безнадежное расследование может взяться только сыщик Гланж и его неизменная спутница – мадемуазель Билль. Но ваш друг сейчас в участке, и я решила прийти к вам лично.

– Вот как, вы хотите нас нанять?

– Да, да, это было бы лучше всего, нанять вас в качестве частного сыска, чтобы это дело не получило огласки, только так я смогу довериться хоть кому-то.

– Но я не могу одна проводить расследование, и вы точно указали, что мосье Гланж сейчас находится в участке и может не согласиться проводить расследование тайно.

– Помогите мне, и я постараюсь уладить все неприятности вашего друга с духовенством, ведь он сейчас находится в трудном положении, и может быть лишен звания.

Очень удивительный поворот, только час назад маялась мыслью, как помочь своему спутнику, а теперь мне предлагают помощь в обмен на раскрытие дела. Что ж, коли Персиваль хочет удержаться в качестве сыщика, нужно будет помочь этой странной дамочке, хорошо осведомленной обо всех негласных проблемах в участке. Я еще раз посмотрела в ее глаза, подведенные угольным карандашом, чтобы ярче выделяться. Да и волосы у нее была подкрашены восточной хной, пряча истинное ее обличье за маской оперной дивы. Тогда у меня тоже появился вопрос с этой странной женщине:

– И как мне сообщить вам, если мой напарник согласиться вести расследование.

– Просто напишите записку и передайте через любого уличного мальчишку послание для Мадам, мы с ней давние подруги, она передаст мне ваше послание.

Я плохо знаю всех «прославленных» женщин Ганжана. Кто такая Мадам и почему все уличные жулики ей прислуживают, для меня было полнейшей загадкой, а в груди все больше разгорался интерес к этому странному делу, которое к тому же могло спасти репутацию моего друга. Надобно срочно переговорить с Персивалем, пока еще есть хоть немного времени до оглашения его понижения комиссариатом. И пока моей наставницы нет, я могу беспрепятственно переговорить с сыщиком. Он был у себя, отгороженный от остальных лишь тонкой деревянной перегородкой. На его столе больше не было кип документов, лишь пару неисписанных листков и чернильница. Я пришла в тот момент, когда мосье Гланж предавался унынию или безразличию, облокотившись на стол и безынтересно наблюдая за проходившими мимо людьми. Но когда перед ним предстала я, Персиваль все же поднял глаза. Они не выражали ничего, в глубине зениц потух вечный огонек пытливости.

– Мосье Гланж, я хочу обратиться к вам по личному делу, – я уселась на стул напротив, чинно сложив руки на коленях, и принялась ожидать его реакции. Этот человек вначале не шевелился, а потом проявил интерес вперемешку с раздражением.

– Что вам надобно от меня, мадемуазель Билль? Я уже ничем не могу помочь вам и скоро вообще покину это славное заведение.

– Вы сдаетесь, даже до приговора комиссаров, не узнав, чем закончится дело.

– Я уже точно знаю, чем все закончится: меня вышвырнут из полиции, словно использованный сосуд, не захотят слушать никаких оправданий, какими бы доводами я не оперировал, поэтому не надо меня утешать или вступаться. Вас это не касается.